Кола ди Риенцо, последний римский трибун | страница 47
Послышался легкий стук в дверь, и вошел Пандульфо.
Писцы продолжали работу, хотя поспешно взглянули на бледное лицо почтенного посетителя, имя которого, к их великому удивлению, выкликал народ.
— А, друг мой, — сказал Риенцо довольно спокойным голосом, между тем как руки его дрожали от плохо сдерживаемого волнения, — вы хотите говорить со мной наедине? Ну, так пойдемте сюда. — С этими словами он провел гражданина в небольшой кабинет, прилегавший к задней части канцелярии, тщательно запер дверь и тогда, уже не скрывая своего явного нетерпения, схватил Пандульфо за руку. — Говори! — вскричал он. — Поняли они толкование? Сделал ли ты его достаточно ясным и осязательным? Глубоко ли запало оно в их душу?
— О, да, клянусь Святым Петром! — отвечал тот, дух которого был возбужден недавним открытием, что он тоже оратор — обольстительное удовольствие для застенчивого человека. — Они поглощали каждое слово толкования; они тронуты до мозга костей своих; вы сейчас могли бы вести их в битву и делать их героями. Что касается дюжего кузнеца…
— Чекко дель Веккио? — прервал Риенцо, — о, его сердце выковано из бронзы — что он сделал?
— Он схватил меня за полу, когда я сходил с моей трибуны (о, если бы вы могли меня видеть! Per fede, я заимствовал вашу мантию, я был второй вы!), и сказал плача, как ребенок: «Ах, синьор, я бедный человек и незначительный; но если бы каждая капля крови в моем теле была жизнью, то я отдал бы ее за мою родину!»
— Честная душа! — сказал Риенцо с волнением. — Если бы в Риме было пятьдесят таких! Никто не сделал нам столько добра из людей его класса, как Чекко дель Веккио!
— Они видят покровительство даже в его огромном росте, — сказал Пандульфо. — Что-нибудь да значит — слышать такие полновесные слова от такого полновесного малого.
— Были ли там какие-либо голоса против картины и ее смысла?
— Ни одного.
— В таком случае время почти созрело; несколько дней еще, а затем трубный глас! — При этих словах Риенцо сложил руки, опустил глаза и, казалось, впал в задумчивость.
— Кстати, — заметил Пандульфо, — я почти забыл сказать тебе, что толпа хотела нахлынуть сюда: так нетерпеливо эти люди хотели тебя видеть, но я просил Чекко дель Веккио взойти на ростру и сказать им, что было бы неприлично теперь, когда ты занят в Капитолии гражданскими и духовными делами, вломиться к тебе такой большой толпой. Хорошо я сделал?
— Очень хорошо, Пандульфо.
— Но Чекко дель Веккио говорит, что он должен прийти поцеловать у тебя руку: и он явится сюда, как только получит возможность выбраться из толпы.