– Решил сам попробовать? Извини — ты мне не нравишься, у тебя прикус неподходящий.
Мда… шутка не прошла.
А ведь я уже так нарывался: аборигенам мои «шутки юмора» не смешны.
Население наше делится на знающих о том, что они юмористы, и на тех, кто об этом еще не догадывается. Козьма Прутков излишне многословен: «Не шути с женщинами, эти шутки глупы и неприличны».
При чем тут женщины?
Просто не шути.
Приходится успокаивать. Не помогает — хоругвенный начальник брыжжит во все стороны слюнями, словами и междометиями. Эмоции столь сильны, что Лазарь не замечает очередного «минного заграждения».
Ну что за жизнь?! Не один попаданец, так другой! Серьёзно Лазарь попал, многогранно так… вляпнулся.
Пока он, чуть не плача, прутиками очищает сапоги, я заново проверяю свои расчёты. Поэтому, когда Лазарь задаёт следующий вопрос, могу отвечать уверенно:
– Иване, а почему ты с них серебра не стребовал? Ну нет у этого… боярича — со стрыя бы вытянул. А то — взял бы грамотку долговую. Вернётся Божедар из похода — отдаст. Как с меня взял.
– Шантаж… э-э… как же это по-русски…? Ладно. Тут дело тонкое. Твоя долговая грамотка — в вотчину мою уплыла. Помнишь, купец из Елно на вашем подворье был, Гвездонь? Он её и увез батюшке моему. Помру я — долг ему отдавать будешь. Идти в бой, имея в соратниках должников… Прикинь: заставлю я Божедара дать мне долговую грамотку. Пойдём в бой — его люди мне в спину ударят. Тебе, кстати, тоже. Майно перетрясут, грамотку сожгут. С серебром… ещё хуже — даже положить некуда. Я даже просто отпустить этих… чудаков не мог. Они ж сразу подумают: сейчас ничего не взял — потом отыграется. Надо убить, чтобы не рассказывал.
– Так ты поэтому?! Чтобы они… ну… опаски от тебя не имели?! А я-то подумал…
Как зацепило-то парня. Будто небо на землю упало да черти из пекла полезли.
– Ну, а потом-то?! Ты ж их заставишь платить? А? Так это… чтоб им неповадно было.
– Почему я? Ты тоже там был. Никакого участия в этом… грехопадении не принимал. Тебе их и доить.
– Э-э… я как-то… не, я не смогу… ну, они ж никому ничего… вреда какого… не сожгли, не зарезали… я ж не поп…
«Никому — ничего, кроме бога одного». Поэтому — к попам. Логично.
– А я — поп? Ладно. Чует моё сердце, что попусту воду толчём. Не с кого взыскивать будет.
– Как это?!
– Есть у меня чувство, что парня на убой послали. Не верится мне, что можно семь лет в боярской усадьбе такими играми играться, и чтобы никто не знал. Думаю, когда Божедару надо было в княжескую службу идти, родители про сыночка уже прознали. Поэтому и не настаивали, не гнали на княжий двор. Боялись, что наружу всплывёт. Теперь прикинь: хоругвь ведёт Божедар, а по сути — стрый его. Который, похоже, после смерти боярича — первый наследник на вотчину. Так ли, иначе, в бою ли, на стоянке ли, стрый племяша… как-нибудь неявно… Думаю, с молчаливого согласия родителей.
