— Главное, чтоб Бог знал, — пробормотала под нос девушка.
— Ты мне? — оглянулась шагнувшая за порог мать.
— Нет-нет, молитву я читаю на дорогу.
— Да, молодец ты, — кивнула мать. — Помощь бога не бывает лишней. Хельгу за руку возьми.
— Вон глянь — как молодой олень промчался мимо! — показал рукой отец на пробежавшего чуть ниже их тропы высокого парня в драной куртке. — Видать, на свадьбу навострил копыта и держит нос по ветру.
— Таких не подпускай! — строго напутствовала мать. — Зачем нам голодранцы, когда своих заплат не перечесть.
— Не видела его, — соврала Сольвейг, сама не зная по какой нужде. Сказалось так, как будто так и было, хотя с красавца не спускала глаз, но рваной куртки и не углядела. Исчез он вмиг. И, правда, как олень.
— А вон еще с подарками идут, — обрадовался отец. — Степенные, они не убегут. К ним и пристроимся.
Каменистая тропа вихляла по склону меж невысоких скал и редких перелесков, большей часть еловых, но и листва весело перешептывалась яркими зелеными язычками над головами прохожих, видимо, обсуждая их достоинства и недостатки. Хотя какие могут быть достоинства у тварей без корней?.. Отсюда хорошо видны некоторые вершины Довре, покрытые льдом и снегом, так похожие на инеистых великанов, что Сольвейг временами становилось не по себе. С моря, у которого они жили прежде, их не было видно, и потому великаны казались чужими и злобными. Да и в «Эдде» говорится, что весь их род был очень злой. С этих вершин слегка дул холодный ветер, даром, что стояло лето, но девушка прохлады не ощущала, пылая ожиданием.
Наконец, все тропинки сбежали вниз к небольшому холму, поросшему кустами и вереском, и уперлись в плетень. Впрочем, в плетне имелся проход-проезд, с которого начиналась хорошо уезженная каменистая дорога к хутору Хэгстед. По ней семья и направилась на уже слышные звуки свадьбы. Так и вошли по двор: впереди Сольвейг и Хельга, держась за руки, следом родители.
Сердечко забилось, как весенняя капель — тюк-дзинль, тюк-дзинль…
— Эй, Солли! — пискнула сестренка. — Ты мне пальцы сломаешь! Не жми так!..
— Ой, прости!
— О, переселенцы, пожаловали, — услышала она тихий говор двух мужчин.
— Откель?
— Из Хекса, вроде.
— А, стало быть, из западных земель.
Переселенцы шествовали, притворяясь, что ничего не слышат. Родители тоже робели, хоть вида не показывали, но со стороны по напряженной поступи и неестественно выпрямленным спинам и устремленным строго вперед взглядам это было хорошо видно.
