– Да ну, Цыпа, давай же, серьезно, – звал я его. Он не пошевелился, только головенка дернулась. Возможно, у меня разыгралось воображение, но глазки Цыпы не отрывались от экрана телевизора, словно он хотел досмотреть передачу до конца. Я шагнул к кладовке и достал оттуда веник, вследствие чего Цыпа взлетел в воздух и метнулся под кухонный стол, непрестанно квохча. Девочки резвились на дорожке во дворе. Пэм наверху распаковывала вещи. Я вытащил из-за стола один стул – петух забился под другой. Я вытащил и тот стул – Цыпа кинулся в угол, чуть ли не залаяв. Уж не знаю, что бы я сделал дальше, но тут, на счастье, появилась Пэм, оценила ситуацию и спокойно скомандовала:
– Цыпа, кыш!
Он повесил голову и потопал через стеклянную дверь на веранду, тихонько возмущаясь, но все же выполняя команду.
Победа моя показалась мне сомнительной. Как только Цыпа оказался на веранде, он возобновил свои вопли, так и не ступив на травку, – а ведь мы считали, что там ему очень понравится. Он набирал полную грудь воздуха и кукарекал на всю округу, то воздевая клюв к небу, то опуская его до самой земли. Очень похоже на заводную куклу, которую можно купить в магазине, чтобы довести до белого каления кого-то из тех, кто тебе особенно не нравится.
– Отчего бы нам прямо сейчас не поехать на пляж? – обратился я к Пэм, будучи не в силах скрыть своего раздражения.
– Сейчас нельзя, – ответила она. – Пусть сперва Цыпа немного освоится. Мне не хочется покидать его, когда бедняжка в таком нервном состоянии.
Нервном? Ну да, нервном! Лучше сказать, диктаторском. Хотя, как ни скажи, результат выходит один и тот же. Я попал в яму, которую сам себе вырыл. Мой мирный приют, где я, бывало, часами сиживал на веранде, слушая тихую музыку, льющуюся из комнаты, приют, куда я приезжал на выходные золотой осенью, прячась от шума окружающего мира, приют, в котором я написал не один десяток статей для «Глоуб», неожиданно превратился в инсценировку пьесы Сартра под названием «Взаперти»[36].
– Эй, Брайан, можно мы возьмем краску, которая в подвале, чтобы провести линии на дорожке? – требовательно крикнула запыхавшаяся Абигейл, просунув голову в дверь. Я выглянул в окно. На траве стояли банки с краской, и Каролина уже собралась отвинтить с них крышки. По траве были разбросаны поленья. Ну почему весь штат Мэн вдруг показался мне какой-то картонкой для обуви?
– Аби, краской не надо. А зачем на лужайке эти поленья?
– Мы через них прыгаем, – гордо сообщила она и пулей унеслась прочь.
