Вы не поверите, как мало браслетов «силли бэндз» можно купить на двадцать долларов, но это не имеет значения. Вернувшись в машину, я почувствовал, что весь вспотел, хотя стоял прохладный осенний вечер. Подъезжая к дому, я подумал, что к тому моменту Каролина вполне могла потерять к браслетикам всякий интерес, как часто бывает у детей.
Но когда я выложил покупки на кухонный стол, она с жадностью стала рыться в пакете и пронзительно завизжала, рассмотрев все.
– Аби, они в форме зверушек! – завопила Каролина.
Пэм улыбнулась мне своей ласковой улыбкой и качнула длинным хвостом светлых волос.
– Ты просто молодчина, – сказала она и добавила: – Надеюсь, я не слишком напрягла тебя.
Да нет, я не напрягался. Разве это те хлопоты, о которых стоит говорить?
В течение первых недель жизни курицы, появление которой вызвало такой переполох, я знал ее только по взволнованным рассказам – какая она красивая и замечательная – и по фотографиям, которые не уставали делать девочки. Жил этот цыпленок у их отца. Пэм с детишками пока снимали домик, а я жил у себя в Бостоне, но вскоре все должно было измениться.
Не стану спорить: курочка действительно выглядела симпатичной, как и большинство цыплят, но так же привлекательны обычно и крольчата, и щенята, и котята. На фото я видел пушистый желтенький комочек, на головенке топорщились махонькие перышки, а клюв чем-то напоминал человеческие губы.
– Ой, она та-а-ка-ая хо-о-оро-о-о-шенькая! – повторяла без устали Абигейл, а Каролина охотно вторила сестре.
Потом, однажды вечером, ничем иным не примечательным, шерсть на загривке у меня все-таки приподнялась – правда, пока лишь чуть-чуть. Так, легкое шевеление, указывающее на то, что могут произойти какие-то события, которые, возможно, не очень мне понравятся. День был рабочий, Абигейл говорила по телефону с отцом, как и всегда перед сном. И тут я услышал, как она спрашивает:
– Как там Цыпа?
– А кто такая Цыпа? – поинтересовался я, когда она повесила трубку.
– Мой цыпленок, – ответила она, как будто это было само собой разумеющимся.
Итак, у цыпленка появилось имя.
– Хорошее имя, – сказал я немного рассеянно. Честно говоря, в последнее время я часто был рассеянным. Все силы по-прежнему уходили на «Глоуб», которой в ближайшем будущем предстояли суровые сокращения расходов. Я думал о тех, кого волей-неволей придется увольнять, о том, что могу и сам в итоге остаться без работы. Значит, вставал другой вопрос: что еще я умею делать и чем мне следует заняться? Не раз и не два я задумывался о том, насколько лучше было бы работать в промышленности – она-то как раз процветала. Единственным препятствием здесь был тот факт, что я люблю свое дело, которым занимался всю жизнь, и ничем другим заниматься не хочу. Помню, когда я ходил в пятый класс школы в городке Уэймут, мы организовали свое правительство. Кто хотел стать президентом, кто сенатором, а я начал выпускать свою газету и критиковал в ней всех кандидатов. Тогда я был наверху блаженства. Потом – и в старших классах, и в колледже – я мечтал только об одном: писать статьи в газету. Когда окончил школу, моей самой заветной мечтой стало получить работу в «Бостон глоуб». Когда же в возрасте двадцати шести лет я такую работу получил, она оказалась даже лучше, чем я мог себе представить. Я вдоль и поперек объездил Соединенные Штаты и весь мир, знакомился с сенаторами, президентами и премьер-министрами, сумел заставить одного конгрессмена уйти в отставку, а газета добилась того, что некоторые видные политики попали под суд. У читателей я пользовался успехом и слыл человеком умным, здравомыслящим и любящим свой город. Всем этим я занимался уже больше двадцати лет и хотел продолжать. А теперь выискались люди, которые жаждали закрыть газету и лишить меня всего.
