– Ты немного похудел, Гарри. Мне это не слишком нравится.
Доктор предложила нам прийти завтра и пройти УЗИ. Я объяснил, что сам не смогу, потому что мне нужно уехать, но попрошу Кэрол привести Гарри.
– Он поправится, – сказала мне Пэм, глядя в глаза долгим взглядом, как делала всегда. – Мы во всем разберемся и сделаем все, что потребуется.
На прощание она поцеловала Гарри в нос (везет же собаке!) и пожелала нам всего доброго.
* * *
В тот же вечер я был уже в Вашингтоне – проведывал заболевшую Мэри Макгрори, мою тетку. Для читателей вашингтонских (да и многих других) газет, для крупных политиков целой эпохи, для всех, кто следил за политической жизнью страны, Мэри была живой легендой. Политической журналистикой она занялась, когда редактор газеты «Вашингтон стар» послал ее в середине 1950-х годов в Капитолий на слушания в комитете сенатора Маккарти[15] (тогда слушались дела армейских чинов) и посоветовал: «Напишите статью в форме письма своей тетушке». Мэри окунулась в политику с головой. После убийства президента Джона Кеннеди она написала историческую фразу: «Мир никогда больше не будет смеяться». В 1974 году Мэри Макгрори стала лауреатом Пулитцеровской премии за серию статей об Уотергейтском скандале[16]. Пожалуй, больше всего она гордилась тем, что попала в список личных врагов Ричарда Никсона. В «Вашингтон пост» она вела откровенно либеральную колонку, которую охотно перепечатывало множество других газет, и не оставляла этого занятия до того дня в 2003 году, после которого писать больше не смогла.
С Мэри, двоюродной сестрой моего отца, я познакомился, будучи студентом-младшекурсником. Тогда я впервые проходил практику в вашингтонских газетах, и эти два месяца запомнились мне как самое яркое событие моей юности.
Немного я слышал о Мэри и раньше, от родителей, однако они не были знакомы с нею близко. И мамины, и папины родные всегда жили в Бостоне, а Мэри уехала в Вашингтон еще в 1950-е годы и больше не возвращалась, разве только приезжала на праздники да на свадьбы родственников.
Однажды я опустил монетку в двадцать пять центов в телефон-автомат, находившийся в общежитии Американского университета в Вашингтоне, и позвонил в «Вашингтон пост». В принципе, это было все равно что игроку школьной бейсбольной команды звонить на стадион «Янки» и требовать Дерека Джитера[17]. Но помощница Мэри, взявшая трубку, соединила меня с нею, и я сказал просто:
– Привет, Мэри. Меня зовут Брайан Макгрори. Мы, кажется, родственники.
