— Вот что, Василий, ты уже большой, я подрядился возить пеньку с льнопрядильной фабрики на станцию Теребень, что от нас в пятнадцати верстах, за рейс будут платить по семь рублей, тут я и подумал, а что если мы с тобой будем её возить на двух подводах, ты на одной, я на второй, а значит и заработаем в два раза больше, уразумел?
— А что тут непонятного? Я и запрягать умею, и править, и тюки с пенькой грузить буду.
— Жалко мне тебя, вставать надо будет рано.
— А мне что привыкать, что ли, я и так каждый день встаю ни свет, ни заря.
— Хорошо, завтра я пригоню лошадей из ночного, ты будь готов, сразу с восходом солнца и поедем на фабрику.
«От домашней работы я никогда не отказывался, но её делай не делай, результата не видно, а тут какое–то разнообразие. Деревни, через которые будем ехать, посмотрю, станцию увижу, да и денежки заработаю, всё будет помощь для семьи», — так размышлял я про себя. Ночь спал тревожно, боялся проспать и отец уедет без меня. Проснулся от того, что папа трясёт меня за плечо:
— Вставай, сынок, поехали, я уже лошадей запряг.
Я молча вскочил, умылся, выпил кружку парного молока с хлебом и был таков.
— Вот твоя подвода, — показал кнутовищем отец на телегу, запряжённую молодой кобылкой сивой масти. — Сейчас поедем на фабрику, загрузимся и на большак. Пока ты дороги не знаешь, я буду ехать впереди, а ты сзади.
— А когда будем ехать назад, я буду ехать впереди.
— Можно, только будь внимателен, всё запоминай и учти, лошади не привыкли к машинам и паровозам, могут испугаться и понести, поэтому, как только подъедем к станции, лошадей взнуздаем, а ты крепче держи вожжи.
Перекрестившись, отец взялся за вожжи и сказал: «Ну, с Богом». До фабрики было километра полтора и мы, пустив лошадей рысцой, минут за десять были у ворот фабрики. Льняное волокно, спрессованное в тюки, стянутые мягкой железной проволокой, весило не менее двадцати килограмм. Привыкшему к физическому труду, такой вес меня не пугал, и за каких–то полчаса мы с отцом нагрузили подводы и, получив у кладовщика накладные, тронулись в путь. Возы были внушительные, как по объему, так и по массе, и лошадям было нелегко их тащить по ухабистой просёлочной дороге, пока не выехали на шоссе. Тут покрытие было получше, и лошади зашагали веселее. Ослабив вожжи, с высоты своего «возного» положения, стал осматривать покрытые зелёным ковром широкие колхозные поля, обещавшие дать хороший урожай пшеницы и ржи. На незасеянных полях паслись стада коров, овец, молодых жеребят. Косцы, выстроившись гуськом, как стая журавлей в небе, слаженно и ритмично махали косами–крыльями, оставляя за собой ровные полновесные рядки свежескошенной травы. Неутомимые серенькие птички–жаворонки, повиснув над землёй, пели свои нескончаемые песни, в траве стрекотали кузнечики. Собирая сладкий нектар, над цветами жужжали шмели и пчёлы. Всё живое жило и радовалось летнему погожему дню, выполняя каждый свою миссию на земле, предначертанную самой матушкой природой. Впервые очутившись на свободе, освобождённый от повседневной беготни и суматохи, посмотрел на мир другими глазами. Только сейчас, разглядывая эту красоту, я увидел мир другими глазами и почувствовал свою принадлежность к чему–то большому и очень важному. Так, проезжая через поля, леса и перелески, минуя хутора и сёла, повсюду в поле зрения попадались сельские труженики, работающие на полях, огородах, колхозных фермах и обеспечивающие хлебом насущным огромную, возрождающуюся из руин, родную Страну. Подумалось мне тогда: «Как хорошо, что родился я в это счастливое время и причастен к строительству невиданного доселе молодого социалистического государства». Радостный патриотический порыв охватил всю мою молодую наивную душу, и захотелось петь, как эти весёлые, беззаботные пташки.
