Мобильник у Монина был надолго отключен, потому что пришлось проводить какое-то совещание: подготовка летней бизнес — школы, утверждение грантов, обсуждение, как всегда, затянулось. Но о Роме он узнал не только из моего звонка, а еще и от этой Лианы Измайловой, одновременно, то есть буквально в ту же минуту. Она, оказывается, дожидалась его у дверей кабинета, а может, просто оказалась там. Ей перед тем успел позвонить Пашкин, рассказал, что их приятель разбился на машине и куда-то удрал, неизвестно, где его искать, что с ним. Монин выходил из кабинета как раз с мобильником возле уха, говорил на ходу со мной, она услышала имя Ромы. В общем, напросилась поехать с ректором ко мне. С ректором, без всякого смущения, так запросто — я невольно про себя хмыкнул. И он ей не смог отказать. Спросил ли хоть, зачем, с какой стати, что она ему ответила?
Да, не вполне я себе представлял эту девицу, что тут можно было сказать? Я и не собирался. Мне надо было ввести Евгения Львовича в курс случившегося хотя бы за последние два дня, по возможности коротко, в меру своего понимания. Монин вопросов не задавал, слушал молча. История с подозрительным флаконом заставила его, по обыкновению, вскинуть кустистую бровь. О злополучном реферате я пока речи не заводил, пришлось бы его демонстрировать, разговор сразу ушел бы в сторону. Сначала надо было узнать мнение Монина, что мог значить этот внезапный, если угодно, панический побег на машине, обернувшийся аварией? Если Роману померещилось похищение — может, не совсем зря? Не потому ли встревожился его отец, написал вам, что сыну следует срочно улетать из Москвы? — спрашивал я ректора. — Может, ему там что-то стало известно?
Евгений Львович покачивал головой, бровь оставалась вскинута. Нет, ничего определенного отец ему не сказал. Придется разбираться здесь самим. Раз уж мальчик остался в Москве и вряд ли скоро теперь улетит. Насчет похищения — Монину, как и мне, это казалось слишком уж примитивно, открыто, слишком похоже на экспромт. Хотя кто знает, что было на уме — понять бы еще, у кого. И насчет необходимости расплачиваться за непонятные пилюли — посмотреть бы, кто это потребует, как, что предъявит? Нет, это дела для кого-то копеечные, если и провокация, то несерьезная. Подсадить мальчика на наркотики, скомпрометировать перед кем-то? А если не просто его самого? Надумали что-то устроить с ним, чтобы потом шантажировать отца? Вот этого исключить совсем было нельзя, тут надо было для меня пояснить некоторые обстоятельства.
