… Не хочу. За стеной опять заканючила Хабанера, как не теряющая надежды побирушка, обиженная, уже усталая, умолкла. А с Мониным все никак не удавалось связаться. Надо было попробовать еще раз, может, все-таки получится.
И опять по домашнему номеру автоответчик. На этот раз я уже был готов дождаться обещанного короткого сигнала (не догадался сразу, как тупо работали мозги!), продиктовал в пластмассовое ухо, что студенту Роману Толь- цу пришлось задержаться у меня дома, с ним возникли проблемы, которые я не могу объяснить по телефону. Ничего лучше придумать наскоро не сумел, да и неважно, позвонит мне в ответ сам, уточнит. Очень надо бы как можно скорей с вами, Евгений Львович, связаться. Уж извините, что беспокою, добавил неуверенно, выдержав паузу, но так получилось.
Не первый раз отмечал, до чего неестественно, противно звучит голос, когда говоришь с аппаратом, как зажато складывается мысль! Что он подумает о моих словах? — я усмехнулся, положив трубку. Знал ли он сам, какие проблемы у его мальчика?.. Да, отчего бы не позвонить еще по мобильному, глядишь, он уже в зоне доступа?
Едва я вновь дотронулся до трубки, она вдруг словно вздрогнула от прикосновения, заставив вздрогнуть и меня. Неужели ректор наконец-то откликнулся?
23
Звонила Наташа, уже с дороги. Няню Фросю удалось отвезти в районную больницу, пристроить там. Договорилась с персоналом, оставила, кому надо сколько надо. Зарядить по пути мобильник сумела только сейчас. До Москвы осталось полтораста километров, могла бы доехать за два часа, но хорошо, если удастся часа через три, пробки уже начались.
И будто отозвалось где-то в канцелярии наверху, кто-то сменил освещение, воздух жизнеутверждающе посветлел, солнце высвободилось из-за башни. Можно было выключить лампу, улыбнувшись на прощанье Наташиному абажуру. Листы на столе словно съежились, потускневшие, стали еще больше мятыми, болезненно мятыми, думать о них не стоило, не сейчас. Захотелось всему улыбаться, мысли засуетились. Надо срочно что-то готовить, к обеду ничего не куплено, холодильник пустой. В магазин, первым делом скорей в магазин! Только проведать еще этого беднягу…
Я подошел к спящему, легонько тронул его за плечо. Правый глаз слегка приоткрылся, губы шевельнулись, но звука произвести не сумели. Ну и ладно, подумал, хорошо, если до моего возращения не проснется, пусть еще посопит. Хорошо, если наркотики — случайный срыв. Если бы подсел всерьез — не мог же Монин совсем ничего про это не знать, нахваливать парня, намекать на какие-то обстоятельства. Может, просто переутомился перед экзаменами, подвернулась неизвестная дрянь, бывает всякое. Что-то с этим рыжим так до конца и не прояснялось, толком даже не знаешь, что надо прояснять. И не надо. Я думал о нем без раздражения, с сочувствием, похожим на жалость. Прикрыл ему пледом ноги, подтянул немного еще повыше.
