Ни им, ни другим мародерам мать Бореньки не пыталась оказать никакого сопротивления. Это было бесполезно. Она достаточно повертелась возле мужа в российском бизнесе, чтобы понять его глубинную суть. Ее муж был крупной фигурой, и наезд на него осуществляли по-крупному, по тактике «выжженной земли». Именно поэтому начали с устранения главного объекта. Если бы Венедикт был живой, тогда другое дело. На любой ход противника у него нашлось бы пять встречных, но без него всякая защита — пустой номер. И обратиться за помощью не к кому. Ближайшие соратники банкира, кому он особенно доверял, безусловно, были в доле с бандитами, иначе откуда бы взялись все эти купчии, переводные счета и хитроумные депозиты. Хорошо хоть ее гениальный муж предусмотрел самый плачевный ход событий и оставил небольшой капиталец в таком законспирированном виде, что к нему вряд ли кто-то сумеет подобраться.
В выходной день, сразу после сороковин, Маргарита Тихоновна пришла в спальню к сыну и объявила, что они разорены. В буквальном смысле, подчистую. Даже особняк, в котором они сейчас находятся, через полгода (срок аренды) придется освободить. Боренька был готов к печальному известию.
— Я догадывался, мамочка. Но ты не расстраивайся, беда-то небольшая. Пожили барами, поживем как все люди.
Мать смотрела на него с сочувственной улыбкой: он не понимал, о чем говорил, ему не с чем было сравнивать. А ей было. До своего богатства она добиралась издалека. Родилась в подмосковных Люберцах в бедной семье и хорошо знала, сколько стоит кусок хлеба с маслом, намазанный сверху черной икрой. Цена ему измеряется далеко не в рублях.
— Не так все плохо, сыночка. Кое-что у нас осталось. Сберег отец, Царство ему Небесное. Денег хватит, чтобы в Англии доучиться. Так что езжай спокойно, уж я тут одна как-нибудь перебедую.
Боренька поплотнее натянул пуховое одеяльце: телом был хиловат, зябок, но никаких гимнастик, никакого спорта не признавал, ничего не признавал, кроме силы человеческого ума.
— Нет, мама, никуда я не поеду. Чушь все это. Помнишь, бабушка говорила: где родился, там и пригодился. Я и раньше никуда не собирался. Отец настаивал.
— Вот и выполни его волю.
— Он не осудит, — улыбнулся Боренька нежной белозубой улыбкой. — Он поймет. Тебя одну оставлять нельзя. Ты же к жизни неприспособленная.
У Маргариты Тихоновны к глазам подступили слезы, казалось, все уже выплаканные за эти дни, но она их переборола.
— Как хочешь, тебе решать. Ты у нас теперь глава семьи, Борис Венедиктович.
