На фрагменте пленки, который сляпал Боренька Интернет, звучал такой текст:
«Голос Черного Тагира'.
— Месяц сроку даю… чтобы эту жирную свинью урыть… надо уложиться.
Неизвестный:
— На «лимон» потянет, хозяин. К Рашиду подобраться трудно. Охрана сильная. Как у Ельцина.
Черный Тагир:
— Пусть «лимон». Пусть два. Хорошо надо сделать, громко. Бакинская сука совсем оборзела.
Неизвестный:
— Что значит громко? Из гранатомета размазать?
Черный Тагир:
— Хоть из стингера… Пусть кишки до небес летят. Подлюка двуличная: с арабами скорешился. Абрамыча купил. Всех купил. Меня не купит. От меня ему будет харакири. Тянуть нельзя. Через месяц он в Штаты удерет. Оттуда труднее достать.
Неизвестный:
— Уберем Рашидика, хозяин, не сомневайся. За «лимон» шайтана уберем.
Черный Тагир:
— Этот хуже шайтана. Он нас русским продал. С Чириком химичит. Трубу хочет распилить. Я ему хобот распилю…
Не подведи, брат. Каху возьми с собой. Я говорил с Кахой. Он с нами. Все честные уважаемые люди с нами. С Рашидом собаки…»
Дальше неразборчиво, голоса заглушились естественными помехами, как бывает, когда объект удаляется слишком далеко от микрофона.
Второй кусок пленки, представляющий коммерческую ценность, содержал в себе несколько обрывочных фраз, произнесенных Тагиром, судя по всему, в любовной горячке. Фрагмент был произведением чистого компьютерного искусства. У слушателя создавалось ощущение, что он не только присутствует при беседе, но и видит, как Тагир обслуживает свою подружку так, что от нее перья летят. Стоны, звуки ударов, хруст разрываемых тканей. Антураж соответствовал репутации любвеобильного Тагира, склонного к садизму. Кто знал Тагира, тот не удивлялся, когда из его покоев слуги выносили поутру какую-нибудь растерзанную, с перекушенной веной бабенку. Зато Тагир мог не опасаться, что ночная откровенность выйдет ему боком. Для непосвященного фразы на дискете не несли в себе важной информации, но именно для непосвященного. Участникам мистического действа, именуемого российским бизнесом, похвальба пьяного, куражного Тагира давала массу бесценных сведений — имена, прозрачные намеки, мелькнуло даже название банка в Толедо, где, по контексту разговора, Тагир за минувший год намыл не меньше трех «арбузов».
— Наивно, но убедительно, — сказала Таина, внимательно прослушав дискету до конца. — Тебе как кажется, Володечка?
Кныш привычно напрягся от невероятного, вернувшегося из юности обращения — Володечка.
— Боря головастый. Но продать это будет трудно.
