Внучка уже неуверенно топала по комнатам, когда в один из вечеров…
— Кто? — Спросила тревожно мать, подойдя к двери.
— Свои. — Услышала довольно низкий и приглушенный мужской голос.
— Свои все дома! — Ответила Ритка, а сердцем внезапно почувствовала. И задыхаясь, волнуясь до потери сознания… Ведь эти черные и страшные извещения о гибели так и сыпались на головы семьям и женщинам, потому их боялись, хуже разрывов бомб и снарядов.
Молча открыла! На пороге военный.
— Вы Рита? —
А у нее ноги подкосились. И она задом, задом попятилась, и на лавку, страшно волнуясь и не отрывая от него напряженных глаз, этого вестника всего недоброго….
— Да не волнуйтесь Вы так. Все хорошо и Вам Коля, вот гостинчик передает…
— Коля! — И женщины все следом заплакали горько и облегченно. Перебивая друг дружку и все повторяли, что с Колей все хорошо и вот гостинчик от него, и снова, что с Колей, вот…
Потом еще прошло время. И однажды все тот же стук в дверь…
— Кто? — Спросила бабушка.
— Свои. — Что–то знакомое в голосе.
— Входите… Николай Гаврилович! Так вот Вы, какой? И какими же судьбами? Извольте спросить? — Осторожно расспрашивает бабушка капитана, перетянутого крест на крест ремнями.
— Да вот! Послали на учебу, и я мимо значит, вот решил заехать и навестить… — Говорит, а сам все по сторонам, будто бы ищет кого.
— А где Рита?
— Внучка на учебе, скоро придет… А вы надолго ли, или проездом будете?
— Проездом, завтра машиной подхватят и … А это, кто такая бегает? Чьих кровей будет? Неужели Риткина?
— Да! Она самая. Иди ко мне, Аллочка! Иди родненькая. Вот, смотри, дядя к нам пожаловал, пришел и даже не признает…
— Что не признает? Кто? Я? Так что же вы, мать вашу! Что же вы не говорите?!!! А ну, иди ко мне, доченька, иди моя красавица…
— Не признает! Нет, вы видели, у нее мои глаза, смотрит и не признает? Да что же это я, мать! Вот сидор, открывайте. Вот колбаса американская, вот шоколад их…
— Иди, иди ко мне ангелочек… Ну же? На шоколадку! Бери, бери…
Вот так ее сначала не признавая, а потом уже все вместе, и считайте, что после войны уже свадьбу устроили. А так она на птичьих правах оказывается, жила до трех лет…, а я и не знала, вот как!
Обо всем этом мне рассказывала мама, та самая, маленькая девочка — Алла, которая сначала не признала родного отца, пришедшего с фронта, но потом все равно соблазнилась американской шоколадкой! Что по тем временам было невиданной щедростью для девочки деревенской — Аллочки, ставшей впоследствии уже самой моей мамочкой! Мамочкой, купленной папкой — за шоколадку!
