– Вон со школьного двора! – визжала какая-то особа.
В плечо что-то стукнуло. Я глянула на землю. У моих ног лежало яблоко. Я загородила лицо сумочкой, когда второе просвистело мимо головы.
Я уже повернула назад, когда крохотная афроамериканка распахнула дверь изнутри. Строй родителей разделился, давая ей пройти, и я поняла, что это, должно быть, директор, мисс Террелл. Она на высоких каблуках промаршировала ко мне.
– Мисс Локвуд? – спросила она, подходя ближе.
Я кивнула, чувствуя, как горят щеки.
– Не знаю, что делать, – пробормотала я.
Она не остановилась.
– Пойдемте со мной, – бросила она, и я последовала за ней на середину парковки, где она повернулась лицом ко мне. Я заметила, что проклятый белый фургон опять стоит на улице. На этот раз – с логотипом в виде красочного павлина. О, только не это!
Я поспешно повернулась так, чтобы стать спиной к фургону.
– Ничего не выйдет, – сказала она. – Когда я дала вашей матери зеленый свет и миссис Хедли согласилась вас принять, мы не рассчитывали на такое.
Она махнула рукой в сторону родителей.
– Я должна была сообщить им, что вы будете работать в классной комнате, и все выходные мне звонили и выражали тревогу. Но я думала, что сумела погасить пожар.
Она умеет выбирать слова!
Я поморщилась.
– Все в порядке, – сказала я, хотя единственное, о чем я мечтала, – сесть в машину и вернуться домой.
– Такого организованного выступления я не ожидала, – продолжала она. – Я не могу предпочесть ваши интересы интересам учеников, и, поскольку родители отказываются вести детей в школу, если вы будете работать здесь, ничего не получится.
Я оглянулась на исполненные решимости лица:
– Все нормально.
– Вы понимаете мое положение, – бросила она. Это не было вопросом.
– Они ненавидят меня.
– Дело не в любви или ненависти. Они считают, что обязаны защитить своих детей.
«Я совершенно безвредна», – хотелось мне сказать.
– Ладно, – сказала я вслух, вешая на плечо сумочку. – Мне… мне очень жаль.
Когда я добралась до дома, вокруг никого не было. Я проверила, заперты ли двери и окна, после чего пошла к себе и легла на кровать, обнимая медведя. Перед закрытыми глазами возникали злые, уродливые лица родителей у школьного входа. Мы жили в доброй, мягкосердечной части света, и они были, возможно, добрыми, мягкосердечными людьми. Почти все время.
Это из-за меня они стали такими злобными. Сколько из них знали меня близко? Знали мой характер? Некоторые знали, я в этом уверена. Некоторые, возможно, были родителями моих бывших друзей. Друзей… прежде чем это произошло. Раньше они, возможно, хотели, чтобы я водилась с их детьми, в надежде, что часть блеска перейдет на них. Теперь они считали, что я безумна и опасна. А вероятно, и то, и другое.
