Оливия повернула за угол и увидела фотографии тех людей, которых она помнила очень хорошо. Это были муж Анни и двое их детей. На фотографии дочь Анни весело улыбалась, на щеках появились ямочки, волосы развевались на ветру.
Своего сына Анни сфотографировала на пляже. Он стоял в одних шортах рядом со своим серфом. Темные волосы были зачесаны назад, капли воды сверкали на загорелой груди.
Между этими двумя фотографиями висела черно-белая фотография Алека О’Нила. Оливию заворожили его глаза, такие светлые под темными бровями. Зрачки казались маленькими черными дротиками, пронзившими ее насквозь. Ей стало не по себе. Алек был снят в черном вязаном жакете и белой футболке. Густые темные волосы курчавились у самого выреза. Он слегка наклонил голову, опираясь на согнутую в локте руку. Алек не улыбался. Плотно сжатые губы были под стать холодному обвиняющему взгляду.
Оливия отошла, но Алек О’Нил словно продолжал следить за ней, когда она оказалась перед большим черно-белым портретом Анни. Оливия замерла. Анни казалась знакомой в своей белокожей красоте и в то же время незнакомо живой. Ее волосы окружали голову нимбом, светящимся на черном фоне.
– Боги создали Анни и разбили форму, в которой ее отлили.
Оливия услышала голос мужчины за спиной и обернулась к нему.
– Это вы снимали?
– Да. – Казалось, ему трудно оторваться от лица Анни и посмотреть на Оливию. Но все же он перевел на нее взгляд и протянул руку: – Меня зовут Том Нестор.
– Оливия Саймон. – Она снова взглянула на портрет. – Эта женщина была замечательной моделью для фотографа.
– Это точно. – Нестор сунул руки в карманы джинсового комбинезона. Рукава его синей в белую полоску рубашки были закатаны до локтей, густые светлые волосы покрывали сильные предплечья. – Когда узнаешь, что еще совсем молодой человек умер, думаешь: «Этого не может быть». Потом начинаешь к этому привыкать. Чтобы поверить, что Анни больше нет, мне понадобились месяцы. Мне до сих пор иногда кажется: вот сейчас она войдет в эту дверь и скажет, что это все было шуткой, просто ей захотелось побыть одной. Мне нравится представлять, что она… – Его голос сорвался, он улыбнулся и пожал плечами. – Впрочем, не важно.
Оливия вспомнила женщину на операционном столе, ровную зеленую линию на мониторе, жизнь, ускользавшую из ее ладони.
– Мне надо бы пригласить сюда кого-то из художников, – продолжал Том Нестор. – Мне одному рента не по карману. Алек – муж Анни – помогает платить за аренду помещения. Но я просто представить не могу, как это я буду работать с кем-то другим. Пятнадцать лет мы с Анни делили мастерскую.
