Прошлое Рождество они провели с его родителями в Филадельфии. Пол написал стихотворение ей в подарок и каким-то образом ухитрился вышить его по шаблону в те часы, когда она работала, а он был свободен. Вышивка теперь висела дома в ее кабинете. И всякий раз, глядя на нее, Оливия удивлялась, как быстро исчезло то теплое, нежное чувство, которое Пол испытывал к ней всего лишь год назад.
– Индейка уже пережарилась, – пробурчал Пол. – Может быть, я выну ее из духовки?
Оливия собралась ему ответить, когда ожила полицейская рация, стоявшая в холле у двери в ее кабинет.
– Подожди минутку, Пол, – попросила она и прислушалась к тому, что говорит Кэти, севшая перед приемником.
– Килл-Дэвил-Хиллз, отделение неотложной помощи, – ответила Кэти.
– У нас пулевое ранение в грудь, – донесся сквозь потрескивание мужской голос. – Женщина, около сорока, пульс нитевидный, сто пятьдесят в минуту. Давление семьдесят пять на сорок.
– Когда вас ждать? – спросила Кэти.
– Через пятнадцать минут. Может быть, через двадцать. Проклятый снег!
Оливия встала.
– Пол, я должна идти, – сказала она мужу, положила трубку и торопливо пошла в смотровую. – Позвони Джонатану, – бросила она на бегу Кэти.
Ей не нравилось работать с Джонатаном Кремером, но именно его она должна была вызвать в случае необходимости, да и жил он ближе всех. Он сможет приехать через несколько минут.
Оливия готовилась к операции, когда появился Джонатан.
– Значит, пулевое ранение, – хмыкнул он, закатывая рукава и принимаясь намыливать руки. – Мы стабилизируем ее состояние и отправим на вертолете в Норфолк, в Мемориальную больницу Эмерсона.
– Мы еще ее не видели, – парировала Оливия и включила монитор электрокардиографа.
– Ей потребуется специальная бригада.
Оливия принялась выкладывать все необходимое для интубации. Джонатан раньше работал в сонной провинциальной больнице в Луизиане и, вероятно, не слишком уверенно чувствовал себя, если речь шла о пулевом ранении. Он проработал на Внешней косе чуть больше года, став первым врачом в только что созданном отделении неотложной помощи, единственном в этих местах. Оливии обещали, что она будет в равном с ним положении, что у нее будет такое же право голоса, как и у Джонатана Кремера. Но иногда у нее создавалось впечатление, что об этом забыли предупредить Джонатана.
– Давай сначала осмотрим ее, – примирительно предложила она.
К тому моменту, когда двое парамедиков привезли раненую, смотровая была уже готова. С женщины уже срезали блузку и лифчик, и в левой груди виднелась очень маленькая ранка. Крови не было. Это могло означать только одно: пуля попала прямо в сердце. Оливия понимала, что пострадавшей требуется немедленная операция, другого выхода не было.
