Молодая женщина рассматривала собравшихся островитян, словно искала кого-то. Ее взгляд скользнул по Анжелике, но тут же метнулся назад. Тонкие брови изогнулись, в глазах засветился интерес и что-то еще. Неужели это жалость? Неужели эта женщина ее жалеет?
Анжелику окатило волной стыда. Она склонила голову и попыталась убраться из поля зрения незнакомки.
Да, она знала, что грязна, особенно после работы в курятнике. Но ее это не беспокоило. Анжелика давно усвоила, что лучше выглядеть непривлекательно – это поможет избежать той судьбы, которая постигла ее сестру, Терезу.
И до сих пор это работало. Она выжила. Городские не замечали ее, разве что время от времени припоминали, называя «той рыбачкой». Она опять посмотрела на новоприбывшую юную леди и, к своему ужасу, обнаружила, что та по-прежнему неотрывно ее изучает и даже склонилась к отцу Фонтейну, священнику церкви Святой Анны, после чего они оба уставились на Анжелику. Отец Фонтейн кивал в ответ на то, что эта женщина ему говорила.
Анжелике стало не по себе. Но как только она развернулась, чтобы уйти, веселые голоса вояжеров затянули свою знаменитую песню Сен-Мало, словно умоляя ее остаться.
Мы веслами режем водную гладь,
Плывем мы на остров, на остров играть.
К вам ветер пригонит наш парусный флот,
Он груз ячменя и пшеницы везет.
Она помедлила и даже обернулась через плечо, но, поймав полный жалости взгляд юной леди, бросилась прочь по песчаной тропинке в сторону таверны. Сердце выбивало тревожную дробь, предупреждая ее, что нужно держаться подальше от красивой леди, что любое сближение с ней может привести к беде.
К тому же у нее не было причин задерживаться на пляже и пытаться узнать, вернулся ли Пьер.
Ей достаточно Жана. Большего ей не нужно.
Пьер пересек открытый участок, который много лет назад, еще в те дни, когда они только обустраивались на Мичилимакинаке, расчистил от леса отец. Яркий полуденный свет позволил Пьеру рассмотреть куда больше, чем удалось вчера, в спешном визите к коттеджу незадолго до рассвета.
Туман и темнота раннего утра скрыли от него ферму, однако теперь солнечные лучи касались каждого сломанного столба ограды, каждого сорняка, растущего на давно не паханном поле, каждого корявого фруктового дерева, каждой выкрошившейся перемычки в стенах бревенчатого дома.
Особенно ярко солнце выделяло дыру в скате крыши, где несколько кусков черепицы отпали, оставив черный провал.
Если бы он вчера не видел матушку, он решил бы, что ферма давно заброшена.
