За два года до окончания школы, Гриня, ученик восьмого класса,
“разработал” для себя “твердое рабочее расписание” (на 9 -10-й классы), в
котором главное место занимали школа, уроки и обязательное, аккуратное
выполнение в с е х домашних упражнений и заданий... Старший брат
привык к своей “строго организованной” жизни, “математически четким”
решениям, неспешному, “основательному” чтению учебников и новых
литературных произведений. Он не терпел “пустых”, легкомысленных
разговоров о школьных делах. . Ради подготовки к уроку Гриня мог
отказаться от встреч с одноклассниками.. У него был лишь один
настоящий товарищ - Борис, с которым наш брат охотно разговаривал о
математике и черчении (его любимые школьные “предметы”), делился
пока еще не совсем ясными планами на будущее...Девушки его не
интересовали и не волновали...
Гриня и теперь, после замужества сестры, внешне спокойно до
полуночи сидел на кухне, что - то писал, читал, считал, чертил... Но все же
можно было видеть, с каким внутренним напряжением брат привыкал к
переменам в нашем доме и как нелегко выполнял школьные задания - без
привычного письменного стола, большого листа ватмана и пр. Но на
возникшие трудности он не жаловался, не желая обижать Шуру...Лишь
иногда, как говорится, “срывался с катушек”: нарушал “правила” и
“график” своей школьной жизни и четко организованных занятий... Нервы
Грини не выдерживали... Его возмущение вызывали братья, своими
“ненужными” криками и шумными играми мешавшие ему “сидеть” над
учебниками: ”Никуда от вас не денешься, всегда рядом стучите - кричите.
Как будто другого дела и места не можете для себя найти....”
115
Мама понимала, что старшего сына беспокоят не столько бегающие
рядом с ним братья, сколько “тяжелые” мысли, которыми он ни с кем не
хотел делиться, но о которых мама догадывалась. Гриня, видимо, полагал,
что дома никто не поймет его “тайного” желания: после окончания школы
он надеялся уехать из города и поступить в московский или ленинградский
технический институт: “...Туда, где серьезно изучают математику и
занимаются черчением...” Брат решил пока ничего не говорить, поскольку
знал своих родителей... Мама, конечно, сумела бы понять и поддержать
его, а вот отец?. С ним вообще трудно говорить об учебе, так как отца
