К д'Артезу все это ровным счетом никакого отношения не имеет, хотя для господина Глачке дело д'Артеза далеко еще не было закончено. Об этом протоколист узнал месяц-другой спустя, случайно встретив дочь господина Глачке на Бокенхеймерском шоссе. Она успела тем временем кончить гимназию и теперь изучала в Мюнхене германистику и театроведение. Видимо, были как раз каникулы. Перевод ее отца в Бонн, кажется, еще не состоялся.
- Пожалуйста, засвидетельствуйте вашему уважаемому папаше мое почтение, - сказал на прощание протоколист.
В ответ она рассмеялась:
- Мой уважаемый папаша не оценит вашего почтения. Он и сейчас еще нет-нет да вздохнет: жаль молодого человека. Попался на удочку окаянному саксонцу и загубил свое будущее.
Бойкая девица, как уже говорилось.
Ламбер, в противоположность д'Артезу, отказался от своего псевдонима лет пятнадцать назад. Только д'Артез еще звал его Ламбер, да Эдит Наземан обращалась к нему "дядя Ламбер". Поэтому, правда лишь по прошествии некоторого времени, протоколист тоже получил право звать его Ламбер.
- Но только, прошу вас, не "господин Ламбер". Это звучит уж слишком цинично!
Официально Ламбер пользовался после кончины жены только своим истинным именем - Людвиг Лембке. Под этим именем он и служил младшим библиотекарем в университетской библиотеке. Младшим лишь потому, что так и не закончил образования, необходимого для библиотекаря.
Протоколист не встретил во Франкфурте ни одного человека, которому было бы известно, что Людвиг Лембке более десятка лет был довольно популярен под именем Луи Ламбер. Ламбер же сделал все, что в его силах, чтобы предать этот факт забвению. Правда, он не мог или из материальных соображенной не захотел помешать тому, что имя Луи Ламбер вновь появилось на обложках двух книжечек карманного формата, но ни единая душа, кроме издателя, не заподозрила, что Луи Ламбер и младший библиотекарь Людвиг Лембке - одно лицо. Читатели же полагали, что модный некогда автор давно умер. Службе безопасности все эти обстоятельства, разумеется, были известны, но до поры до времени она к ним интереса не проявляла.
Смерть жены была, пожалуй, для Ламбера поворотным пунктом. Это звучит романтично, но скорее должно внушать ужас, как мы увидим, если протоколист сумеет передать то, что он узнал. А это дастся ему нелегко. Всегда имеется риск, что события будут неправильно восприняты, тем более что протоколист постоянно терялся, сталкиваясь с этим в корне чуждым ему прошлым. От самого Ламбера едва ли что можно было узнать. Как только беседа касалась этого вопроса, он насмешливо замечал:
