Д'Артез. Я как раз послушался. Ребенка она родит от меня.
Вопрос. Я бы считал, господин Наземан, что вам не следует разыгрывать и здесь комедию. У нас она успеха иметь не будет.
Д'Артез. Вот видите! Вот видите!
Вопрос. Сделайте одолжение, не перебивайте меня. Ваша жена, как она утверждает - и мы ей полностью верим, - обратила ваше внимание на то, что упомянутая пантомима означает поношение фюрера. И не пытайтесь разыгрывать тут простачка.
Д'Артез. Поношение? Но ведь имитировать голос человека вовсе не значит поносить. Тем более голос фюрера. Напротив, его надо как можно чаще слушать. Вот если б я плохо его имитировал, тогда, что и говорить, это было бы чем-то недозволенным. Я, милостивый государь, тот же час уничтожил все до единой пластинки, на которых, как мне показалось, голос фюрера не удался. В присутствии моей жены и чтобы ее успокоить. Разве она не сообщила вам это? Я подошел к работе в высшей степени самокритично. Репетировал целыми днями, чтобы не сфальшивить, воспроизводя голос фюрера. А это трудно. Будь вы актером, вы бы понимали, как это несказанно трудно. А я все снова и снова репетировал дома, в моей комнате, где же мне еще репетировать? Никто не должен был слышать неудачную имитацию. Только жена, конечно же, слышала все. У нас тесная квартира. Она пришла из кухни и слушала из коридора, как я репетирую. От этого никак нельзя было уберечься. Но в скромности моей жены можно быть абсолютно уверенным, я в этом руку даю на отсечение. В конце концов я вышел к жене в коридор. Дверь я притворил, создавая, как вы понимаете, определенную дистанцию. А в комнате завел патефон и пустил пластинку. Я сам перепугался, до того мне наконец-то удалась имитация. Голос звучал так, будто фюрер сидит у меня в гостях и произносит: "Провидение!" Жене я сказал, и она может это подтвердить: "Чем же мы его угостим? Ведь он вегетарианец".
Вопрос. Неужели вы думаете, что этому вздору кто-нибудь здесь поверит?
Д'Артез. Но он и правда вегетарианец, об этом много пишут.
Вопрос. А для чего вы изобразили на сцене германское приветствие?
Д'Артез. Вот тут вы правы, жест я не отработал, это была чистейшая импровизация. Когда я оказываюсь перед портретом Гитлера, меня внезапно осеняет мысль: "Доставь жене удовольствие" - и тут я вскидываю руку. Разве это было оплошностью?
Вопрос. А почему приветствовали портрет с саксонским произношением?
Д'Артез. Тут я допустил ошибку, актеру это не простительно. Но я родился в Дрездене, и, когда волнуюсь, в моей речи вновь прорывается привычное произношение. Как видите, я все по чести задумал. Пусть как актер я и допустил ошибку, но она лишь доказывает, что весь народ стоит за фюрера, и в том числе и саксонцы.
