Ибо в Кремль нас, естественно, не пустили (да нам и в голову бы не пришло попроситься!), а отчет мы писали, наполнившись живыми впечатлениями от репетиции.
Дело в том, что за месяц до события собрали в Москве лучших представителей молодежи, и месяц, как на работу, ходили они в конференц — зал ЦК ВЛКСМ, где преподаватели театральных вузов столицы ставили им дыхание, учили технике сценического движения, заставляли депутатов и кавалеров высших орденов, олимпийских чемпионов и поэтов приседать и зачем — то ударять себя на выдохе кулаком в грудь. Особенно впечатляюще это получалось у Павла Баряева, знаменитого тогда бригадира из Нового Уренгоя (по сценарию Рапорта ему предстояло внятно назвать свою фамилию и сообщить съезду, что «рабочая молодежь, верная традициям стахановцев, ударников пятилеток, будет и впредь настойчиво овладевать пролетарской наукой побеждать (аплодисменты)».
— Страшно подумать, — сказал нам Баряев в перерыве репетиционного процесса, — что будет, если мои ребята вдруг узнают ЧЕМ я здесь занимаюсь по командировке ЦК комсомола…
А Герман Черный, человек с артековским прошлым, в это самое время убеждал артистку Лену Драпеко:
— Лена, Лена! Больше теплоты, чувство вложи! Вспомни, как гениально это у Вики получалось…
И Паша Баряев подтвердил нам: «Вика это — да…»
Драпеко же собралась, взмахнула прической, залучилась улыбкой: — Дорогой Леонид Ильич! Советская молодежь знает, что Вам дороги и близки труд рабочего и ратный подвиг солдата, героические будни послевоенного возрождения и целинной эпопеи. В борьбе за счастье трудового народа, торжество идей пролетарского интернационализма Вы вкладываете всю свою убежденность, многогранный талант, революционную энергию. Прогрессивная юность планеты называет Вас, выдающегося политического деятеля современности, вдохновителем разрядки, знаменосцем мира и созидания!..
— Не то!.. Не то!.. — заломил руки Герман Черный. — Ну, Лена же…
И пока Черный объяснял Драпеко ее сверхзадачу, через конференц — зал шел по его диагонали депутат Верховного Совета России слесарь АЗЛК Николай Махонин. Дойдя, он упал на стул рядом с нами и Баряевым и обхватил голову руками.
— Тяжело, Коля? — сочувственно спросил Баряев.
— Знамя вчера цеху вручали, — не отрываясь от головы ответил Махонин.
— За что? — вмешался в разговор я, в надежде на изюминку, которая вполне могла бы украсить будущий материал.
— Не знаю, — стараясь сохранять неподвижность, сказал Махонин. — Я только к банкету пришел…
