– Ну что ты так на меня смотришь? – выдернул меня из нирваны нервный вопрос. – И не вздумай опять свои глупости говорить!
– Но думать-то глупости ты мне не можешь запретить, верно? – слегка заломив бровь, взглянул я в зелень глаз напротив.
Отвернулась, нахмурившись, но по легкому шевелению ушек я догадался, что уголки ее рта поехали вверх. Протянул руку и помог спуститься на обледеневший тротуар. В многозначительном молчании дошли до ее парадного.
– Где твое окно? – спросил, запрокинув голову к фасаду.
– Вон видишь на третьем этаже балкончик? Это мой. Серенады выть будешь? – деловито уточнила Тома.
– Угу, и будут у тебя теперь под окнами литься горестные звуки баркаролы заказной…
– Стих?
– Не обращай внимания – дурацкая привычка извлекать из себя цитаты.
– Дюх, – впилась она в меня клещом, – расскажи, я такого не слышала…
– Спой, светик, не стыдись?
– Ну пожа-а-алуйста…
Я заглянул в подсвеченные солнцем глаза, увидел лишь не замутненное ничем любопытство и капитулировал.
– Сейчас… Вспомнить надо. – Я шепчу про себя полузабытые строки. – Значит, так. Там будет слово «Веспер» – это название вечерней Венеры у римлян.
Приосанился и начал декламировать:
Ночь светла. В небесном поле
Ходит Веспер золотой.
Старый дож плывет в гондоле
С догарессой молодой.
Догаресса молодая
На подушки прилегла,
Безучастно наблюдая
Танец легкого весла.
Что красавице светила?
Что ей ход небесных сфер?
Молчалив супруг постылый,
Безутешен гондольер.
Не о том ли в час разлуки
Над Венецией ночной
Льются горестные звуки
Устремив взор в себя, Тома некоторое время беззвучно шевелила губами, повторяя какие-то строки, потом вскинула на меня требовательный взгляд:
– Чье это?
– Современного поэта, ты не знаешь.
Конечно, не знает – оно еще не написано.
– Современного… странно… – опустив голову, начала задумчиво рассуждать сама с собой. – А так на Пушкина похоже… Но, конечно, не он, иначе это стихотворение было бы в избранном, а его там нет.
В полном изумлении я посмотрел на девушку. Нет, я знал, что у нее светлая голова, но чтобы настолько…
– Слушай, – в голосе прорвалось уважительное удивление, – ты меня сейчас поразила. Честно. Тут ведь Пушкин действительно присутствует.
– Ты же сказал, что современный! – обиженно воскликнула она.
– Так и есть. Понимаешь, Пушкин тут присутствует как основа, – начал я излагать взволновавшую меня историю. – Первые пять строчек – это чуть переделанный черновик, написанный им за месяц до гибели, так называемое неоконченное «венецианское» стихотворение Пушкина. В целом же виде этот стих недавно воспроизвел пушкинистам один старичок. Вроде как он запомнил его наизусть в юности со слов приятеля, утверждавшего, что в его семье хранился альбом, где эти строки были кем-то записаны. А в годы Гражданской войны тот альбом был утерян. Представляешь потрясение пушкинистов?! Нет текста – нет возможности доказать авторство. Но кто еще может написать – «танец легкого весла»? Кто еще в шестнадцать строчек втиснет шекспировский сюжет? Кто у нас помнит, что такое баркарола? Это, между прочим, романтическая серенада венецианских лодочников – ее часто распевали именно на заказ под определенным окном. И когда экстаз пушкинистов достиг максимума, дедок, между прочим известный художник-иллюстратор детских книг, признался в мистификации – это он дописал стихотворение Пушкина. Шутка! Но какая!
