Срезая дорогу, пошли насквозь через Троицкий рынок, и Тома тут же с восхищением прилипла к выстроившимся в рядок аквариумам. Бликовали в солнечных лучах стайки неончиков, среди тянущихся вверх пузырьков воздуха солидно прогуливались ярко-красные и угольно-черные меченосцы, потряхивали роскошными вуалями хвостов гуппи и поражали своей необычной формой мраморные скалярии. Дальше по ряду продавали сушеных дафний, в эмалированных лоточках шевелилась мясисто-фиолетовая масса трубочников и брусничная – мотылей. Тома с брезгливой опаской понаблюдала, как местный дуремар, орудуя спичечным коробком, отложил покупателю на листок газеты копошащуюся порцию и ловко свернул в кулек.
– Брр… Какая гадость, – сказала с чувством.
Вышли на Фонтанку и по пешеходному мостику перебрались на другой берег, по дороге полюбовавшись величественно плывущими откуда-то с Ладоги льдинами, в синеватой толще которых иногда что-то таинственно искрилось и переливалось. В воде Крюкова канала отразилась воздушная, словно произведение виртуоза-кондитера, колокольня Никольского собора, и мы ненадолго замерли, наслаждаясь одним из самых красивых видовых мест Ленинграда. Потом Тома поозиралась вокруг в поисках знакомых рож и, не обнаружив, решительно взяла меня под локоть.
Мир стал еще краше, и я замурлыкал, косясь на девушку:
– День такой хороший…
– А дальше?
– Пожалей мое самолюбие… Дальше эту мелодию с моим слухом не вытянуть.
– Ну Дюх, ну пожа-а-алуйста… – Тома задергала меня за руку.
– Эх… – И я попытался исполнить куплет из «Извозчика» Розембаума, но на последней строке закономерно и очевидно сфальшивил и закашлялся. – Ну вот видишь… Тебе придется принимать меня таким, какой я есть. Ну не певец я.
С колокольни поплыл пробивающий до костей низкий гул, поверх которого тут же лег быстрый перезвон. В небе в панике заметались голуби.
– С колоколенки соседней звуки важные текли… – пробормотал я, озираясь вокруг.
Мимо на службу тянутся старушки, все как одна – маленькие и сухонькие, с платочками на голове. Я огляделся – молодежи нет вообще, мужчин почти нет.
– Темные отсталые люди, – глядя на них с осуждением, резюмировала Тома. – Вот перемрут, как динозавры, и закроем наконец все эти церкви. – И потянула меня дальше. – Кстати о динозаврах… Про мамонтенка Диму ты ж читал? Как думаешь, может же быть, что когда-нибудь найдут неповрежденного мамонта, разморозят и оживят?
Она мечтательно посмотрела сквозь бредущих богомольцев, видимо представляя на их месте стада возрожденных мамонтов. Я глядел не менее мечтательно, но не на богомольцев и даже не на Тому. Мое внимание привлекла небольшая огороженная площадка на противоположном берегу канала Грибоедова, на которой три молодых человека практиковали стрельбу из спортивного лука.
