С виду отношения подруг остались такими же как раньше, но что-то инородное, металлическое, точно забытая булавка в платье, временами обнаруживалось в них. Люция замечала это, и ей становилось мучительно горько, она думала, что они отдалились всё-таки в основном из-за Артура — она любила Оливию и не хотела её терять, даже несмотря на то, что поведение подруги теперь часто отталкивало, а иногда и пугало её.
Они всё меньше говорили о чувствах, и больше — о пустяках. Обнимались при каждой встрече, целовали друг друга в щёки, смеялись… Но даже в улыбках Оливии временами проскальзывало нечто мрачное, жуткое; оно мелькало, как тень, как хвост чёрной кошки, и Люции всякий раз становилось не по себе.
Как-то раз они ехали на мотоцикле по лесному шоссе, без шлемов — Оливия сказала, что забыла их, в ушах оглушительно свистел ветер, длинные волосы летели флагами, и почему-то Люции вдруг стало страшно: ей показалось, что скорость слишком большая и, по её ощущениям, никогда прежде они так не разгонялись. Она сказала об этом подруге. Но та только посмеялась над её опасениями, бросив через плечо с небрежной весёлостью:
— Да брось ты! Какая же это скорость? Так, ерунда, «Запорожец» подразнить!
И ещё сильнее дала по газам.
Деревья слились в одну зеленовато-серую полосу вдоль шоссе. Ветер глухо гудел в ушах. Дымчато-русые волосы сидящей впереди Оливии жёстко хлестали Люцию по лицу. Изо всех сил она вцепилась в подругу, которая теперь вызывала в ней скорее страх, чем доверие, и, осязая руками спокойную напряжённость её худощавого тела, какую-то таинственную мускульную решимость, Люция вдруг ощутила, как начинают дрожать ноги и пробирается под куртку к самому сердцу сковывающий ужас, паника, безысходное отчаяние… Резко и грубо притянув к себе Оливию, она завопила, что есть мочи, чтобы перекричать оглушительно свистящий ветер:
— Мне страааааааашно! Останови мотоцикл! Я прошу тебя, умоляяяяю, остановииииииииии!
Оливия обернулась к ней со странной улыбкой. Но газ всё-таки отпустила. Скорость начала медленно снижаться, отдельные деревья вновь прояснились в сплошной грязно-зелёной пелене леса. Люция почувствовала, что по щекам у неё неудержимо текут слёзы.
— Это от ветра, — быстро сказала она Оливии, когда они остановились.
— Эх, ты, трусишка, — ответила та ласково, но в тоже время почти зловеще, — всего-то сто шестьдесят километров в час… С ветерком прокатились, только и всего.
— Смерти ты совсем не боишься, вот что, — сказала Люция с горечью и, развернувшись, пошла прочь, — я до дома пешком, извини, Лив…
