Наверное, именно в этом момент я стала писателем. Тем, кто проживает на страницах своих книг десятки, сотни, тысячи жизней, вдумывается в них, протаскивая душу сквозь скорби и радости разных судеб.
Я всё ещё была тем мальчиком. Я стояла на снегу, и острие заката впивалось мне в сердце. Лицо продавщицы всплывало передо мною в дымке сладостной грёзы выдуманной первой любви…
Это было моё самое первое произведение. Ненаписанное.
Это была моя самая первая прожитая-непрожитая жизнь.
Обыкновенное чудо.
1
Узкая влажная прядь, налипшая на смуглую шею Люции, начинала уже постепенно высыхать, становясь от соленой воды жёсткой и ломкой, будто сахарная. Остальные волосы, всклокоченные, убранные наверх и подколотые, русые с выгоревшими до соломенного оттенка кончиками, чуть покачивались при ходьбе подобно пышной пальмовой кроне. Острые лучи заходящего солнца, пробивающиеся между скалами, просвечивали насквозь легкую ситцевую юбку Люции, делая ещё почти прозрачной — под нею обрисовывались круглые икры и ляжки девушки — Оливии нравилось смотреть на подругу, она находила её хорошенькой, хотя сама Люция считала, что ей не мешало бы похудеть, и частенько шутливо бранила себя, пощипывая особенно аппетитные части гладкого загорелого тела.
Они шли с моря. Касаясь пакета, который несла Люция, сухо шуршали ленточки высокой травы по краям узкой поднимающейся в гору тропинки; мерно пощелкивали, ударяясь о пятки, задники её шлепанцев. Оливии были приятны эти звуки. Она чувствовала сладостное утомление от купания, прохладу мокрых завязок на шее, мягкое прикосновение теплого ветра к открытой спине. Взгляд её лениво плыл за оранжевыми облаками, крадущимися по краю неба, за птицами, скользящими вдоль скал, над сверкающей словно битое стекло поверхностью моря. Это было хорошо. Мурашки весело пробежали по позвоночнику и рукам Оливии. Она накинула на себя полотенце.
— Лив, а ты думаешь, у меня глаза намного меньше, чем у Роксаны? — Люция вдруг остановилась и повернулась к ней.
Оливия немного удивилась внезапному вопросу подруги, но, не подав вида, деловито вгляделась в её лицо.
— Да нет. Ненамного. Почти такие же. Только если чуточку поменьше. У тебя, вообще говоря, другой разрез, и потому трудно сравнивать, — тоном эксперта сосредоточенно бормотала Оливия, разглядывая в рыжеватом вечернем свете немного раскосые желто-зеленые глаза Люции, — Кроме того, величина — это далеко не всё, главное — форма. Ни у кого больше нет такого загадочного прищура как у тебя!
