— Анисенко! — донеслось из кухни.
Он поспешно сунул фотографию под подушку.
— Дрыхнешь, что ли, — Наталья заглянула в комнату, увидела его растерянное лицо, — ты чего такой, словно кур воровал?
— Придумаешь тоже, — Анисенко отвернулся к стене.
— Вставай, черт чудной, там такое мясо попалось, что я всю руку вывернула.
— Так бы и сказала, а то сразу митинговать.
— По первому слову бежать должен.
— Что я тебе — Тузик, что ли? — уже в коридоре беззлобно огрызнулся Анисенко.
— Не нравишься ты мне сегодня.
— Лучше бы стопку налила.
— А мне кто нальет? Я и глажу ему, и стираю… Мужик нынче такой пошел, шагу бесплатно не ступит. В цехе вон ящик с места на место задаром не передвинут.
— На профсоюзном собрании, что ли? — Анисенко неловко нажал на ручку мясорубки, ее крепление сорвалось; он локтем задел тарелку с мясом, и она сочно шлепнулась на пол.
— Ну, горе горькое, — Наталья правой рукой, словно нащупывала опору, пошарила по кухонному столу, наткнулась на тарелку и замерла. Едва Анисенко заметил это, бросил мясорубку и выскочил в коридор; уже оттуда он услышал, как с сухим треском вдребезги разлетелась первая тарелка, потом вторая, третья…
«Дура-баба!» — с некоторым восхищением подумал он, прислушался к наступившей тишине и весело заметил:
— Хорошо хоть нынче тарелки дешевые стали.
Анисенко знал, что через минуту-другую жена расплачется, а потом возьмет веник и, тихая, подавленная, будет сметать осколки, затем наденет свое выходное платье в зеленый горошек и, зло обронив: «скучно с тобой, Анисенко», на весь вечер уйдет к подругам. Раньше он принимал это, как должное, поскольку был тугодум и завидовал тем мужикам, которые и анекдот расскажут так, что заслушаешься, и на стороне гульнут — жена не узнает, и половину премии в заначку отложат — комар носа не подточит; конечно, его обижало, что жена искала веселья на стороне, и чтобы как-то успокоить себя, он шел в кладовку, доставал инструмент, раскладывал его на маленьком откидном верстачке и мастерил полку соседу или клетку для канареек; зная, что жена вернется часам к десяти, он к этому времени аккуратно сметал стружки, протирал пол мягкой тряпкой, ложился на диван и включал телевизор, — все это походило на маленький семейный спектакль, в котором каждый знал свою роль назубок. Но сегодня, едва за женой захлопнулась дверь, Анисенко достал из-под подушки фотографию, прислонил к глиняной собаке, лежавшей на телевизоре, и издалека посмотрел на миловидную девушку с перекинутой через плечо тяжелой косой.
