— Наверное, трудно с тремя детьми-то?
— Иногда до слез доведут. Я прямо разревусь! Потом отойду, посмотрю, какие они у меня славные. И сердце сразу потеплеет. Без детей какое же счастье? — Митрохина, сложив сухие ладони лодочкой, поднесла их к груди и резко уронила руки на колени, словно этим жестом хотела подчеркнуть, что в этой немудреной истине для нее заключен сокровенный смысл жизни, и если кто-то в него не верит, она бессильна что-либо растолковать. Для нее — все так, и другого ей не нужно.
Когда она ушла, Виктор подержал ее анкету на ладони, словно хотел воочию ощутить вес этой полнокровной, размеренной жизни, и бросил в общую кучу. В конце дня он зашел в отдел кадров, чтобы сверить некоторые анкетные данные; опрашиваемые по забывчивости часто путали их. Среди стеллажей с трудовыми книжками и папками с личными делами проворно сновала черноглазая девушка. Виктор сразу обратил внимание на ее капризно вздернутую верхнюю губку и понимающе усмехнулся.
— Веселая у вас работа, — не без кокетства заметила девушка, — а я вот сижу тут, сторожу… чужие личные дела.
«Личная неустроенность. Ранняя усталость от жизни», — словно опытный врач, Виктор сразу поставил диагноз; он уже имел опыт общения с девушками такого типа; полные претензий, с налетом искушенности во всех житейских делах, они были вялы в разговорах, но поразительно прилипчивы. Тактично отрезая путь к более короткому знакомству, Виктор не без иронии заметил, что работа у него «каторжная», а вообще-то, самый счастливый человек в городе, как ему стало сегодня известно, Митрохина.
— Ой, зачем вы так? — девушка с неподдельным испугом посмотрела на Виктора и, если раньше подавала пыльные папки по одной, то теперь бухнула их на стол все сразу и скрылась между стеллажами.
Не понимая, что произошло, Виктор подчеркнуто безразлично заметил:
— А что? Отдельная квартира. Трое детей. Муж зарабатывает прилично. Налицо все объективные причины для счастья.
— Мужа у нее нет.
— Как? Она же сама сказала, что муж работает шофером.
— То, что он — шофер, верно. Он раньше работал у нас, — не выходя из-за стеллажей, пояснила девушка, — пьянь ужасная! Сейчас, говорят, нашел себе продавщицу двадцатилетнюю. А Митрохина даже на алименты не подает. На нее тут все как на блаженную смотрят. Я уж не знаю, как она с тремя детьми выкручивается.
— Вот странно, — скорее из растерянности, а не из желания как-то осмыслить услышанное, проговорил Виктор; вспомнил, что эта женщина внешне очень похожа на его мать и невольно поразился их внутреннему сходству. Мать так же отказалась от алиментов; правда, в отличие от Митрохиной, никогда не вспоминала о муже вслух, но Виктор знал, что она всю жизнь любила только его и наивно верила, что вернется.
