— В сущности, машина готова… На обычных материалах. Мы бы давно ее сдали, да москвичи у нас на шее повисли. Они все продолжают опыты с новыми материалами. Ну, а мы… сами понимаете: солидарность и взаимовыручка. Придерживаем сдачу, чтобы дать им возможность закончить опыты.
Горохов хотел возразить, сказать, что вопрос этот надо подработать, изучить, что он вызовет Самарина и поговорит с ним, но тут же решил, что не станет огорчать Каирова недоверием.
— Вам виднее, Борис Ильич. Раз говорите исключить — исключим. Подготовьте проект документа за моей подписью.
Каиров признательно развел руками, наклонил голову. Горохов еще раз кивнул ему и вышел.
Борис Ильич, оставшись один, хлопнул в ладони и быстро зашагал по кабинету. Он сейчас походил на человека, с плеч которого свалилась гора. Наиболее опасный риф позади, он теперь любой комиссии может сказать: «Работы по электронике закончены. Вот и директива совнархоза. И, как видите: все в порядке, никаких претензий…» Была и еще одна причина радоваться: из института уйдет Самарин. Книга выйдет без него, может быть, Самарин и не увидит ее. А если и увидит — не страшно. Поднимет шум?.. Что ж, не страшно. Пусть шумит. Одно дело, когда шумит сотрудник института, помощник в делах, и совсем другое, если шумит человек с улицы. К тому же нет у него рукописей. Наоборот, там все переписано его, Каирова, рукой и рукой Папиашвили. А Леон претензий не предъявит. У них свои счеты.
Раздались частые телефонные звонки. «Междугородная», — подумал Борис Ильич, снимая трубку.
Звонил из Москвы Леон Папиашвили. Он был отправлен туда по делам книги.
— Дорогой Борис Ильич!.. Поздравляю с успехом. Ба–аль–шим-пребольшим!.. Рукопись пошла с колес. Через неделю будет верстка. Забираю и — в Степнянск. Говорите спасибо товарищу Соловью. Звоню из его кабинета.
Сообщение Леона окончательно вывело Каирова из состояния тревоги. Море прояснилось, в небе засветило солнце.
2
Самарин не удивился приказу о роспуске группы электроников. Наверное, он бы не смог объяснить всех обстоятельств, побудивших Каирова принять такую меру, но сердцем, всем своим нутром Андрей чувствовал здесь себя чужим, ненужным. Здесь все торопились и чего–то боялись, небольшой коллектив ученых и инженеров напоминал Андрею пожарную команду. Пожара не было, а на лицах играли отблески пламени. В коридорах бегали рысью, за дверью кабинетов, опасливо поглядывая по сторонам, тревожно шептались. На языке у всех был Каиров. О нем говорили, на него смотрели, его провожали и встречали. Слова «Борис Ильич» и «Каиров» перемежались с другими, такими же привычными: «гидроподъем», «автоматика», «электроника».
