— Я так и думал, — проговорил Самарин, откидываясь на спинку сиденья. Соловей для него словно бы перестал существовать. Он теперь смотрел на одного академика. И думал: «Старый. А там, на море, работал проворно».
Фотографии академика Самарин видел в учебнике. Портрет Терпиморева висит в институтском вестибюле. Живописец изобразил ученого молодым, а здесь он глубокий старик. Андрей смотрел на него, как на бога. Терпиморев — ученый с мировым именем, он разработал принципы электронных машин, создал целую школу советских электроников. Самарин знает труды Терпиморева не по заглавиям книг, а по существу. Задавшись целью создать Советчик диспетчера, Андрей прежде всего проштудировал книги Терпиморева. И может быть, академик за свою жизнь еще не знал ученика, столь добросовестного и прилежного, как Самарин.
— Коллеги!.. — заговорил академик. — Минуточку внимания. Я не задержу вас долго.
Голос у него грубоватый, грудной; он точно незлобиво, себе под нос бранил шалунов.
— Госплан просил дать рекомендации… Товарищи хотят знать, нужна ли новостройкам Донбасса — я имею в виду шахты на крутых пластах, — так нужна ли этим шахтам электроника? Машины, приборы. И если нужны такие машины, то сколько машин, какого класса, на каких заводах разместить заказы.
Академик обвел взглядом сидящих в зале, но Соловей потянул Петра Петровича за рукав, что–то сказал на ухо, после чего Терпиморев обратился к Шатилову:
— Вы из Степнянска, товарищ?.. Сам директор горного института?.. Отлично. Ну, пожалуйста. Расскажите нам все по порядку.
Шатилов поднялся. Начал издалека.
— Еще в 1721 году, «приискав» в Донбассе «горючий камень», Григорий Капустин уразумел его значение. А вот недавно в высоких инстанциях нашлись люди, думающие иначе. Эти люди сказали: уголь добывать трудно, пусть он там остается в земле, а лучше мы побольше будем качать из–под земли нефти и газа. К горнякам тогда повернулись бочком; урезали деньги на угольную науку, технику, заморозили новостройки шахт, махнули рукой на старые. Об электронике уж и речи не было. Но в Донбассе еще в старое время говорили: уголь есть уголь. Вы можете не иметь машин, не строить дорог, но уголь имейте.
Шатилов перевел дыхание, поднес руку к груди. Потом продолжал:
— Я всю жизнь проработал на угле и знаю, что это такое. Теперь, слава богу, все стали умные, кричат: «Давайте уголь!» Раньше не видели, а теперь видят, как задыхаются электростанции — нет угля! Нам дают много денег и говорят: давайте побольше угля! Мы выполняем планы семилетки, но этого мало: Госплан спускает дополнительное задание. Деньги тоже спускает. Только бы дали угля. А кто его будет давать, если новые шахты мы не строили? Сейчас мы строим новые шахты. На самом крутом пласту. Такой крутой, что не дай бог свалиться.
