Не найдя ничего, чем бы можно было заняться, Борис Ильич решается зайти в комнату жены. Мария Павловна лежит на красной софе — она любит красное. У нее много красных косынок, шарфов, есть даже красный свитер. Если наденет черный плащ, шапочка будет красной. Поверх голубого свитера набросит шарф, похожий на пламя. Красный цвет зажигает искры в ее веселых темно–серых глазах. Мария знает это. Она даже чувствует, как «горят» ее глаза.
Комната обставлена по ее вкусу. Журнальный столик расписан хохломскими мастерами: по черному фоту кинуты листья диковинных растений. На столике — телефон, фарфоровая пепельница. На ней непочатая гаванская сигара.
Маша не курит, но любит запах сигар — тонкий, едва уловимый, он несет запах неведомой земли, дыхание морей и океанов.
— Можно к тебе? — приоткрыл дверь Борис Ильич.
— Заходите.
Они хоть и перестали жить как муж и жена, но отчуждение произошло без ссор, постепенно. С некоторых пор Маша стала замыкаться в свой мир и на докучливые вопросы мужа не отвечала. Только однажды сказала:
— Не мучайте меня.
Маша много работала, у нее были сложные отношения с главным режиссером. «Служебные неурядицы», — решил Каиров и на время перестал докучать жене.
На этот раз сел поодаль от Маши, возле письменного стола. Вдыхал запах сигар, молчал. Так они сидели, думая каждый о своем. Впрочем, Борису Ильичу думалось плохо. Он испытывал состояние человека, которого гонят, но которому некуда идти. Украдкой взглядывал на Машу. С годами она становилась лучше. Глаза ее стали темнее; они казались черными, когда свет в них не падал, и бархатно–серыми, с едва уловимой голубинкой, когда Маша стояла перед окном или находилась на улице. Возраст не старил Машу. Даже исчезнувший с лица румянец не изменил ее, наоборот, лицо ее как бы засветилось матовым, но ровным ласкающим светом. А ведь румянец на Машиных щеках был когда–то для Каирова окаянским соблазном.
Это было четыре года назад. Борис Ильич впервые увидел ее на сцене. И во все время спектакля смотрел только на нее, ждал только ее выхода. Потом зачастил в театр. Посылал ей цветы, ходил к ней в гримуборную. Потом звонил к ней на квартиру, встречал у входа в театр и во время выхода из него. Он тогда выглядел совсем молодым, был уже доктором технических наук, известным ученым.
Маша, словно птичка, поклевывая зернышки, незаметно вошла в клетку. Дверца захлопнулась, и для нее началась новая жизнь.
Потом, как это часто бывает, началось познание деталей. Не было ни ссор, ни скандалов. Наоборот, со стороны Бориса Ильича было много такта, предупредительных жестов. Но чувства Маши охладевали. И если бы ее спросили: «Почему вы разлюбили мужа?» — она бы не смогла ответить. Наверное, сказала бы: «Не тот человек». Но что же именно в нем «не то» — сказать трудно. Весь «не тот», от начала до конца.
