Нэнси спала весь день и ничего не помнит. Но я никогда не забуду, как держал мамину руку, чувствуя ее ужасное горе и утрату, не зная, что сделать или сказать, чтобы хоть немного облегчить положение. В конце концов она произнесла:
— По крайней мере теперь, Чарльз, ты знаешь, откуда происходит наш род. Ты должен всегда помнить это место.
Затем она приказала, чтобы терпеливый фермерский мальчик отвез нас обратно. Как ты понимаешь, никакая карета не приехала в тот день — хотя я никогда не узнаю почему. Если мама говорила правду и приехала так далеко, то почему она не слезла с телеги и не пошла по тому длинному извилистому пути, чтобы просто постучать в дверь? Но теперь слишком поздно задавать подобные вопросы. Для бедной Шарлотты даже тогда было слишком поздно.
Той ночью она сквозь слезы поцеловала нас, укладывая спать, напоив небольшим количеством молока, которое взяла у фермерского мальчика, и попросила за все прощения, сказав, что любит нас. На утро, когда мы проснулись, мы обнаружили, что наша мать мертва. Она повесилась, пока мы спали. Хотя ее лицо все еще было обрамлено прекрасными рыжими завитками — точно такими же, как у Нэнси — его черты ужасно исказились, на них застыла маска смерти.
Мамина безупречная бледная кожа сморщилась и посинела, глаза вывалились и налились кровью, язык раздулся. Ее юбки болтались мягкими рваными складками около лодыжек, на уровне моих потрясенных, заспанных глаз, и я не могу забыть, как увидел с такой ужасающей ясностью, насколько грязной, черной, избитой и мозолистой была кожа ее ног, и почувствовал запах мочи. И рядом, в той зловонной луже, где также лежал табурет, опрокинутый на бок, валялся обрывок бумаги, на котором она что-то написала. Но от влаги все написанное превратилось в одно расплывчатое пятно. Говорят, что нельзя было разобрать ни слова. Даже после смерти никто так и не услышал Шарлотту.
— Чарльз, я так сожалею о… это так грустно, так ужасно. Что я могу тебе сказать?
Он резко меня прервал.
— Это было так давно, хотя ни один ребенок никогда не должен когда-либо становиться свидетелем таких ужасных сцен. Теперь я просто рассказываю тебе, чтобы ты могла хотя бы попробовать меня понять, узнать, что и кто я. — Вытерев с бровей пот, он продолжил: — После всего кто-то вероятно, был столь добр, что взял нас к себе, но я не помню кто и куда. Я знаю, что пытался сбежать, чтобы найти фермеского мальчика, так как он мог сказать им, что наша мать была настоящая леди, показать им большой загородный дом ее семьи. Но я не знал, где искать его. Некоторые говорили, что он убежал, когда услышал о новостях, другие, что отправился в Лондон по делам фермы. Меня уговаривали перестать врать, собраться и забыть ее, так как считали, что мама, должно быть, сошла с ума, потому что в тех краях не было никаких землевладельцев по фамилии Эллисон и это являлось плодом ее воображения. Так что наша мать не только оставила нас, но и сделала посмешищем, забив голову своими беспорядочными мечтами и ложью.
