Пока мы стояли в дверном проеме, собираясь уходить, казалось, что королева не замечает нас, хотя этот внезапный случай немного разрядил обстановку. Матильда встала, чтобы успокоить Роберта, который сидел за столом на королевском стуле и пил вино. Виктория стояла около окна в одиночестве, погруженная в свои мысли, и смотрела на одинокую луну, которая грозно висела прямо над замком.
Когда мы уже собирались выйти, она обернулась и спросила маму:
— Так вы говорите, миссис Уиллоуби, что я проживу еще очень много лет?
— О да, мэм, — прозвучал четкий ответ. — В этом у меня нет никаких сомнений.
Наступило Рождество, а Тилсбери все еще не вернулся.
После той злополучной ночи в замке в нашем доме царило подавленное настроение. Я была расстроена из-за обиды, которую мы, возможно, нанесли королеве, и испугана появлением неземного, воющего существа. Мама потребовала от меня держать все в тайне, а затем не захотела говорить о вечере вообще. Она ушла в себя, отказывалась от любых приглашений, как личных, так и деловых, не желая принимать никаких посетителей.
Мама объясняла это усталостью, но я опасалась, что ужасный сеанс только усилил ее желание покинуть Виндзор и начать новую жизнь в другом месте. Конечно, если ее привлекательный сообщник когда-либо снова появится. Несомненно, была и другая причина постоянного плохого настроения мамы. Хотя одна из нас была бы счастлива никогда больше не видеть тех темных глаз, но другая отчаянно жаждала этого.
* * *
Ранним вечером двадцать четвертого декабря мистер Моррисон, муж кухарки, принес в горшке прекрасную елку, а также корзину с имбирными пряниками, красными лентами и серебряными грецкими орехами — их традиционный рождественский подарок. С тех пор как умер папа, Моррисоны праздновали Рождество с нами, а муж кухарки был нашим святым Николасом.
Приблизительно через час после того, как он пришел, мы с мамой стояли позади него и наслаждались зрелищем. А когда мама зажигала крошечные красные свечи, прикрепленные к ветвям дерева, которые озарили теперь вход в гостиную, она даже казалась веселой.
Позже этим же вечером мама, Нэнси и я сервировали обеденный стол для завтрака следующим утром, расставляя самый лучший фарфор и хрусталь. Недавно отполированные столовые приборы блестели так же, как и серебряный канделябр, украшенный все теми же красными свечами.
На каждом месте лежала отдельная карточка, подписанная аккуратным, изящным маминым почерком и украшенная маленькой веточкой остролиста. И, обходя со всех сторон большой стол, после каждого шага я читала вслух имена: Ада… Алиса… мистер Моррисон… миссис Моррисон… Нэнси… и… мистер Чарльз Эллисон.
