Я ничего не ответила, и она ушла.
Соседняя церковь напомнила мне в этот момент крепость, а моя комната показалась похожей на мрачную тюремную камеру. Поскольку дни становились короче, а вечера длиннее, я осталась гнить в этих четырех цветных «ситцевых» стенах. И хотя иногда я была совсем не против того, чтобы провести среди них много часов, в тот момент я почувствовала себя в ловушке и ходила взад-вперед по комнате, в раздражении стуча ногами и едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.
Но эта ярость скоро прошла. Услышав скрип парадных ворот и подумав, что это прибыли посетители, я снова выглянула из окна. Но ворота открылись не затем, чтобы впустить гостей, а чтобы выпустить мистера Тилсбери, который собирался встретиться с кем-то на другой стороне улицы.
Там стоял тот самый молодой человек, незнакомец, приходивший неделю назад. Его черты из-за расстояния казались расплывчатыми, да и свет был очень тусклым, однако у меня не осталось никаких сомнений по поводу личности бездельника: та же потертая одежда и неопрятные длинные волосы, торчащие из-под старой, потрепанной кепки. Казалось, он что-то прижимал к своей груди, маленькую коробочку или сверток. Мистер Тилсбери быстро схватил этот предмет, незаметно спрятав в глубокий внутренний карман своего пиджака. Он сделал это так быстро и ловко, что можно было даже усомниться, случилось ли что-нибудь вообще. Тилсбери осмотрел пустынную улицу и затем, как раз в тот момент, когда я отступила вглубь комнаты, спрятавшись в глубоких складках занавесок, повернулся к дому, изучая высокие окна верхних этажей.
Мое сердце забилось сильнее, но вскоре после того, как Тилсбери отвернулся, я убедила себя, что он не мог заметить меня. Дрожащими пальцами я немного приоткрыла штору и увидела, как он наклоняется к парню, словно шепча что-то ему на ухо. На мгновение парень встревожился и энергично замотал головой, но Тилсбери молниеносно схватил его за рукав, толкнул и сорвал с него кепку, так что они оказались лицом к лицу. Их губы почти соприкасались, и независимо от того, что говорил Тилсбери, его слова вызывали почти страх на лице жертвы, которая очень медленно осознавала их смысл; но, как паук заманивает муху в ловушку, в свою липкую, шелковую сеть, так и Тилсбери все еще держал парня словно невидимыми нитями. Снова протянув свою руку, он вместо того, чтобы мучить свою добычу, дружелюбно взял молодого человека за подбородок и запустил свой палец в длинные темные завитки его волос, скручивая и теребя их, словно свои собственные, — жест, показавшийся мне зловещим и отталкивающим. Затем, устав от этой игры, как будто внезапно вспомнив о другом, намного более неотложном и срочном деле, Тилсбери улыбнулся и позволил ему уйти, ловко развернулся на пятках и направился обратно к воротам. Незнакомец быстро нагнулся, поднял свою кепку, а потом бросился по улице и исчез за широкой плотной завесой тени от церкви.
