Гилберт вальяжно сидел на диване и нервно вертел в своих руках небольшую рюмку. Изредка, та соприкасалась с бутылкой водки, отчего был слышен неприятный звон. На лицо мужчины упала тень, когда в гостиную вошла Россия, и он грустно цокнул. Его красные глаза опасливо сверкали под приглушенным освещением, а губы были искусаны в кровь.
— Чувствую в речах твоих сахар и мед. Но во взгляде лишь серый изменчивый лед… — С сожалением в голосе произнес Пруссия, продолжая крутить в своих ладонях рюмку.
— Хей, Байльшмидт, ты совсем перепил? Уже стихами заговорил… — Анна нервно засмеялась и отбросила назад свои пшеничные локоны. — Ладно, я, пожалуй, пойду. Устала жутко…
— СТОЯТЬ!!!
Девушка застыла в проходе, не смея даже пошевелиться. По коже пробежали мурашки от ледяного тона своего оппонента. Она непроизвольно сжала кулаки и резко отвернулась. Привычной вальяжной походкой к ней медленно шел Гилберт, однако в тот момент, Брагинская была готова провалиться сквозь пол прямиком в адские чертоги. Мужчина резко притянул ее к себе за воротник и разъяренно прожигал ее взглядом.
— У тебя все в порядке с головой? Ты можешь хоть иногда думать головой, а не своим извечным оптимизмом? — Тихо прошипел ей на ухо Пруссия, несильно сжимая ее горло.
— И это ты у меня спрашиваешь? Да что с тобой происходит? — Ответила Россия вопросом на вопрос, стараясь выбраться из неприятных ей объятий. Она с тоской подумала, что на ее бледной коже вновь останутся уродливые синяки.
— Меня напрягает твое затянувшееся общение с Керклендом. — Мужчина обжигал своим горячим дыханием нос девушки и ей казалось, что еще пару таких мгновений, и ее вырвет прямо на любимый ковер, который она честно ликвидировала у Чунь Яо. — Ты что, не понимаешь, как сильно он тебя ненавидит? Он просто играет твоей добропорядочностью, которой ты одариваешь каждого своего знакомого. Артур — лживый засранец, думающий, что ему все сойдет с рук. И если ты думаешь, что он когда–нибудь изменится, то ты глубоко ошибаешься.
— А почему собственно Англия не может измениться? — Возмущенно переспросила его Брагинская, плавно выбираясь из объятий Гилберта. Нервно откашлявшись, она дотронулась до своей покрасневшей кожи и, нахмурив свои брови, продолжила. — В конце концов, он пережил серьезную потерю. На днях Альфред скоропостижно скончался, и Керкленду было очень плохо. Ты бы его видел: бледный, заспанный, угрюмый. Мне его стало безумно жалко, поэтому я и решила поддержать его. Что в этом такого плохого?
