– Питер! Это не шутка. Ты отстранен от уроков?
Он ухмыляется.
– Не-а. С помощь лестных слов я избежал этого. Директор Лохлен любит меня. Но все равно, это могло произойти. Если бы это был кто-нибудь другой…
Ох, Питер.
– Пожалуйста, не хвастайся передо мной прямо сейчас.
– Когда я вышел из кабинета Лохлена, меня ждала толпа десятиклассниц и приветствовала овациями. Они были такие: «Кавински, ты такой романтичный», – он улюлюкает, и я стреляю в него взглядом. Он привлекает меня к себе. – Эй, они знают, что я занят. Есть только одна девушка, которую я хочу видеть в бикини Амишей.
Я смеюсь, ничего не могу с собой поделать. Питер обожает внимание, и я не хочу быть очередной девушкой, оказывающей ему его, но иногда он делает это очень тяжелой задачей. Кроме того, в некотором роде это было романтично.
Он целует меня в щеку, водя носом по моему лицу.
– Разве я не говорил тебе, что позабочусь об этом, Кави?
– Говорил, – признаю я, поглаживая его волосы.
– Так что, неплохо я поработал?
– Да. – Вот все, что нужно, чтобы сделать его счастливым, – сказать ему, что он славно потрудился. Он улыбается всю дорогу домой. Но я все еще об этом думаю.
Я отказалась идти на вечеринку по лакроссу сегодня вечером, на которую должна была пойти с Питером. Я объясняю это тем, что мне нужно подготовиться к завтрашней встрече с Джанетт, но мы оба знаем, что дело не только в этом. Он мог бы подловить меня на этом, напомнить, что мы обещали всегда говорить друг другу правду, но не делает этого. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что мне просто нужно на некоторое время зарыться в свою маленькую хоббитскую нору, и когда буду готова, я снова вылезу, и со мной все будет в порядке.
В тот вечер я пеку сахарные печенья с глазурью из эггнога и корицы, они – словно признание в любви во рту. Когда я пеку, это успокаивает меня, стабилизирует. Вот что я делаю, когда мне не хочется ни о чем сильно думать. Это занятие, которое требует от вас очень мало, – вы просто следуете инструкции, а потом, в конце, что-то создаете. От ингредиентов до самого десерта. Это подобно волшебству. Щелк – и бесподобность.
После полуночи, положив печенье на охлаждающую подставку и надев кошачью пижаму, я забираюсь в кровать, чтобы почитать, когда раздается стук в окошко. Я думаю, что это Крис, и иду к окну, проверить и посмотреть, заперла ли я его, но это не она – это Питер! Я приоткрываю окно.
– Боже мой, Питер! Что ты здесь делаешь? – шепчу я с бешено колотящимся сердцем. – Папа дома!
