– Постой, тут говориться, «Питер будет приходить вовремя»?
– Если ты говоришь, что собираешься быть где-то, то будь там.
Питер хмуриться.
– Я не пришел один раз, и ты затаила обиду…
– Но ты всегда опаздываешь.
– Это не то же самое, что вообще не прийти!
– Постоянные опоздания демонстрируют отсутствие уважения к человеку, который тебя ждет.
– Я тебя уважаю! Я уважаю тебя больше любой другой девушки, которую знаю!
Я указываю на него.
– Девушку? Только «девушку»? А кого из парней ты уважаешь больше, чем меня?
Питер откидывает голову назад и так громко стонет, что это больше похоже на рев. Я тянусь через стол, поверх еды, хватаю его за воротник и целую прежде, чем мы успеваем опять поссориться. Хотя, должна сказать, это такой вид ссоры, вроде спора, не такой, который задевает чувства, а такой, который впервые за весь вечер заставляет почувствовать нас самими собой.
Вот, о чем мы договорились.
Питер не будет опаздывать больше, чем на пять минут.
Лара Джин не будет заставлять Питера делать поделки любого вида.
Питер не обязан звонить Ларе Джин вечером, перед тем как ложится спать, но он может, если ему захочется.
Лара Джин будет ходить на вечеринки только в том случае, если ей захочется.
Питер будет подвозить Лару Джин, в любое время, когда ей этого захочется.
Лара Джин и Питер всегда будут говорить друг другу правду.
Есть кое-что, что мне хочется добавить в контракт, но я боюсь поднимать эту тему сейчас, когда дела идут на лад.
Питер по-прежнему может оставаться с Женевьевой друзьями, но до тех пор, пока он честен в этом вопросе с Ларой Джин.
Или, может быть, Питер не будет лгать Ларе Джин о Женевьеве. Но это уже лишнее, ведь у нас уже есть правило – всегда говорить друг другу правду. Правило, подобно этому, в любом случае не было бы правильным. Что я действительно хочу сказать, – это то, что Питер всегда будет ставить Лару Джин превыше Женевьевы. Но я не могу сказать этого. Конечно же, не могу. Я немного знаю о свиданиях или парнях, но я знаю точно, что неуверенность на почве ревности – по-настоящему отвратительное чувство.
Так что я прикусываю язык, и не говорю того, что думаю. Есть только одно, одна очень важная деталь, в которой я хочу быть уверенной.
– Питер?
– Да?
– Я не хочу, чтобы мы когда-нибудь разбили друг другу сердца.
Питер легко смеется; он обхватывает мою щеку рукой.
– Ты собираешься разбить мне сердце, Кави?
– Нет. И я уверена, что ты тоже не планируешь разбить мое. Никто и никогда это не планирует.
