Путеводитель по англичанам | страница 47

Почему же из всех великих морских катастроф именно «Титаник» оставил в памяти людей неизгладимый след? Возможно, ответ в том, что меланхолическая готовность к неизбежному вкупе с трагическим самопожертвованием поддерживает имидж англичан в собственных глазах. Сердце англичанина болезненно сжимается при мысли о погружении в морскую бездну вместе с кораблем, особенно если речь идет об эпохальном крушении, выпавшем на долю того поколения, которому в самом скором времени предстояло терять жизни и получать увечья на передовой и в окопах Первой мировой войны.

Трагедия стала неотъемлемой частью особых отношений англичан с морем, похожих на отношения с грозной и вспыльчивой возлюбленной. Мы замираем в пронзительном ужасе, когда капитан Смит исчезает под водой вместе со своим кораблем. Мы торопим капитана Рострона, который несется на всех парах сквозь ночь на судне «Карпатия», чтобы найти несколько шлюпок с выжившими и полное море окоченевших трупов. Мы от души симпатизируем Чарльзу Лайтоллеру, старшему из выживших на «Титанике» офицеров, который позднее, в 1940 году, участвовал на своей маленькой яхте в эвакуации солдат союзников с пляжей Дюнкерка. «Кровь англичан пьет океан / Веками, и все не сыт, — писал Роберт Льюис Стивенсон[8], который, хотя и был не англичанином, а шотландцем, очень точно уловил суть этих драматических взаимоотношений. — Если жизнью надо платить за власть, / Господи, счет покрыт»[9].

«Буквально ради этого», — сказал Эдвард Томас, набрав пригоршню земли, чтобы объяснить, почему он пошел добровольцем на Западный фронт. (Вскоре, в Пасхальный понедельник 1917 года, он был убит снарядом, когда курил трубку.) Под влиянием такого настроения он стал писать стихи, воспевающие английский образ жизни, а самое знаменитое его стихотворение начинается как будто на полуслове: «Я вспоминаю Эдлстроп».

Свои чувства к родной стране он выразил в эссе «Эта Англия». В нем он вспоминает, где и когда впервые испытал чувство дома (это случилось в Куантоксе). «Поезд остановился на безлюдной станции. В вагон вошел только один человек, старик — согнутый, корявый и неприятный, сущий Калибан. Но он был на своем месте, здесь, в сумрачной тишине, пропитанной запахом горящих дров, и все здесь было мне глубоко родным и близким».