Примерно так предстояло умереть Дане: благородно, просто, однако с каждым днем обстоятельства его расстрела все усложнялись и усложнялись, пока не усложнились до такой степени, что ему, наконец, пришлось глубоко задуматься.
Народный есаул Почечкин (ударение на первом слоге) вызывал у Дани все больший и больший интерес с каждым днем, проведенным в народной республике Светлое. Дней таких у Дани накопилось уже восемнадцать.
Он отмечал их черточками на дверном косяке, а черточки с большим трудом выводил ногтем, и это были единственные числа, которые он еще удерживал в сознании. Вообще же в эти дни, которые пришлось ему провести в плену, Даня старался не думать о цифрах – ни о месяце, ни о годе, ни о чем таком… Причина была простая – ему совсем не хотелось думать о том, что он прожил на земле всего двадцать шесть лет. С одной стороны, эти двадцать шесть лет были очень хорошими, насыщенными, полными. С другой стороны, их было очень мало. Поэтому всякими разными ухищрениями Даня заставил себя проскакивать (то есть проскакивать свое сознание, свою мысль) сквозь любые числа, не задерживаясь на них. Вот он шел по улице вместе с конвойным солдатом и начинал невольно считать дома: один, два, три, четыре… Но тут же перескакивал на другое и начинал думать о колодце, о бабах у колодца, о сапогах, что летом-то они еще ничего, ходить еще можно, но для зимы совсем дырявые и негодные. Постепенно Даня ввел себя в такое мутно-расслабленное состояние, где уже не было никаких чисел, вообще никаких формально-логических рядов, он пребывал нигде и никогда, а просто в какой-то абстрактной точке земли, довольно, кстати, симпатичной, где его иногда выводили гулять, а так он тут просто сидел, спал, думал и ждал обеда. Эта натуральность его положения нимало Даню не смущала, а что такого, просто жизнь, в различных ее формах, кто-то ждет свадьбы, а он вот расстрела. Но лишь об одном Даня не мог не думать, одно не могло выйти у него из головы, одно тревожило и цеплялось за края этого сырого, влажного, теплого болота, в которое превратился его мозг, – фигура народного есаула Почечкина во всем его великолепии.
Именно эти мысли и возвращали Даню в суровую реальность, где он уже восемнадцать дней находился в плену, ожидая неминуемого расстрела в свои двадцать шесть лет.
Было бы абсолютно неправильно считать, иногда напряженно думал Даня, как бы просыпаясь и вылезая из теплого полусна, что эти «народные республики», так удивительно густо, как лопухи или крапива, полезшие из украинской земли, начались в дни разграбления Одессы, то есть в тот день, когда атаман Григорьев вошел в Одессу в мае 1919 года, когда французы, англичане, греки, итальянцы срочно ее покинули, отплыли на своих красивых кораблях, дав прощальный гудок, оставив там из-за спешки и скорости отплытия несметные богатства – тонны продовольствия, вооружения, мануфактуры. Ведь они-то думали, что идут на постой, выполнять миротворческую миссию, в богатый, прекрасный, но немного обнищавший мирный город, в котором они будут торговать, будут
