Отсутствие терпения как неисчерпаемого стремления понять другого приводит к конфликту. Соня обзывает родину Магды «адской Германией», Магда, естественно, оскорбляется за свою родину и обзывает «нацизмом» иудаизм, Соня вспоминает, что отец Магды был нацистом, и лавина взаимных обвинений погребает под собой десятилетия дружбы. Вполне реальная ситуация, когда вместо терпеливого снисхождения дружества разум охвачен пожаром личных, национальных, религиозных амбиций. Бог есть Любовь. Дружба — одна из форм существования любви. Все, что разрушает любовь — от лукавого. Неважно тысячелетняя религия это или свежий политический лозунг. Но полыхают пожары в душах наших, потому что родовые, национальные, религиозные чувства — от инстинктов, а Любовь и Дружба — от Бога и проводника его Разума. Горе тому, кто посягнет на инстинкт! А Соня с Магдой именно этим и занялись, схлестнувшись инстинктами. И самое страшное — Магда вспомнила, что и Мордехай ее — ютай! «Ты тоже? — испугалась она. — В тебе это тоже сидит?»… Быть для любимого существом второго сорта — это страшно. Но если ИХ так воспитывали тысячелетиями?!.. И невдомек, что Кун-цзы своих китайцев тоже тысячелетиями воспитывал, а воз и ныне там. Хотя у них в утопии Зайчика-цзы ему-таки удалось их воспитать, а заодно и примкнувших ордусян. Посему, возможно, Магда и верит во всесилие воспитания, и Мордехай его опасается.
Мордехай Ванюшин — гений с комплексом вины: «Теперь совесть ему жгло сразу в двух местах». И если одна вина имела под собой основание — именно его гений участвовал в создании водородной бомбы, то вторая, неожиданно свалившаяся, была чисто виртуальна: с одной стороны испуганное сомнение Магды ее породило, с другой — идея покаяния, жаждавшая практической реализации, требовала жертвы. И он в качестве этой жертвы выбрал себя, что естественно для такого трепетного интеллигента.
«Надо начать с себя, — просто сказал Мордехай. — Иначе ничего не получится. Я покажу пример… Каяться в чужих грехах — просто… безнравственно… Надо начинать с себя, а значит, с собственного народа. Ютаи… им есть в чем каяться. КАК, СОБСТВЕННО, И ВСЕМ. Вот. Я начну… Сейчас он даже не помнил, что отец его — из Рязани… Если бы они с женой жили не в Яффо, а … в Рязани, и каждый вечер обсуждали не ютаев, а русских — он решил бы каяться за всех русских…» По своей гениальной простоте он не видел границы между собой и народом. Может, он, по-своему, прав: народ таков, каковы его гении?
