Третьим и, пожалуй, самым неожиданным требованием девиц были выпады в защиту пива. И — против запрета телевизионной рекламы пива. Здесь легкомысленные красотки проявили недюжинную политическую зрелость. Вокруг да около пивной рекламы в Думе всё прошедшее лето шли нешуточные дебаты. Казалось, других проблем в стране больше не существует, и главный враг всех россиян обнаружен. Осталось только уничтожить. За этого–то врага и вступился неформальный профсоюз проституток.
— Пиво — напиток любви! Руки прочь от пива, — скандировали хором три лохматые жрицы, постукивая одиннадцатисантиметровыми каблуками по асфальту. Казалось, после каждого удара в дорожном покрытии остаются выбоины.
— Запретить рекламу пива! — чуть более нестройно отвечали им участницы другого митинга, чьё кредо было заявлено на огромном транспаранте.
«Матери против пива», — вот что написано было на длинном красном полотнище белыми буквами. Этому лозунгу вторил другой, выведенный уже на белой ткани буквами красными. «Не дадим спаивать наших детей!» — красные буквы в этом контексте казались кровавыми.
Матери, среди которых обнаружилось немало молоденьких и прехорошеньких, были одеты куда как скромнее проституток. Зато их было больше и кричали они громче, вырывая «матюгальники» друг у друга.
Лимонная проститутка, наскучив размахивать плакатиком, сунула его в руку соседке и пошла в наступление на матерей. Объектом нападения она выбрала длинную бледную девушку в нелепом сером беретике. С криком:
— Отвали, шлюха! — лимонная сорвала с длинной беретик и бросила его на тротуар. — Пили и будем пить!
— Так не договаривались! — завопила длинная и попыталась ударить лимону. «матюгальником» по голове. Но промахнулась и попала в кого–то из своих.
— Ах вы, сучки! — ультразвуком завизжала плотненькая мать в коричневом сарафане и бросилась на проституток, растопырив пальцы с длинными ухоженными ногтями.
Она была удивительно похожа на разъярённую летучую мышь.
— Вот вам пиво! Вот вам свободная любовь! — вопила мышь в тылу врагинь. Она выхватила рисованную Думу и начала топтать её каблуками.
Невысокий юркий человек в неприметном сером прикиде бегал среди возмущённых проституток, пытаясь восстановить утраченный порядок. Он что–то тихо и нервно сказал на ухо мыши и та, чуть сникнув, вернулась в материнское лоно.
Увидев, что диверсант изгнан, лимонная девица поправила груди и, оглянувшись на товарок, неожиданно затянула высоким, чуть дребезжащим голосом:
