Идет, бедрами покачивает, ножными браслетами позвякивает.
Пошла танцевать — мимо меня словно ветер пронесся. Я пальцами по струнам бью, она — каблуками по камням. Шейх указал на нее и говорит командиру:
— Я ее в прошлом году за две тысячи золотых купил. Редкостной красоты. И чего только она не знает! Право, не жалко такого калыма.
Подает он тут своему сыну знак рукой, чтоб он командиру лицо танцовщицы показал, тот покрывало с нее — дерг!.. Застыли пальцы мои на сазе…
Стоит передо мной Сенем. Лицо осунулось, а глаза из-под сурьмы огнем полыхают. Черные, как смоль, волосы жиром смазаны, в сорок косичек заплетены. На лоб украшение из драгоценных камней свешивается. В одной ноздре жемчужина блестит.
— Что остановился? — кричит мне командир. — Играй!
Тут я очнулся. Запел-заплакал мой саз, закружилась в танце Сенем, защелкала каблуками, а сама на меня и не смотрит, словно не замечает. Танцевала, пока пот на лице не заблестел, после убежала в дом.
Заныла моя старая сердечная рана. Чую — худо мне стало. К горлу дурнота подступает. Командир глянул на меня и говорит:
— Что с тобой, Мемо? Уж не заболел ли?
— Еда здесь непривычная, командир, — говорю. — Все нутро выворачивает. Коли разрешишь, пойду прилягу.
— Иди, сынок, — говорит командир.
Шейховы слуги увели меня в дом. Комнату мне определили рядом с комнатой командира, на случай, если я ему ночью прислуживать понадоблюсь.
Кинулся я в чем есть на постель, из горла стон вырвался. Потом остыл малость, стал планы строить. Украсть Сенем? Не выйдет! Шейховы слуги нас найдут, на куски разорвут. Да не смерть страшна — ради Сенем я бы сто раз смерть принял, — а то худо, что из-за меня на командира моего пятно ляжет. Опозорить его в доме, где он был гостем! Да каким подлецом надо быть!
До часу ночи во дворе шум стоял. Потом все стихло. Слышу — командира в его комнату повели. Кинулся я к нему, подсобить предлагаю. Две рабыни принесли в кувшине воды, таз, ноги ему помыли. Командир, видать, крепко набрался. Глаз продрать не может. Наконец узнал меня.
— Ну, как дела, Мемо?
— Благодарствуй, командир, я поправился. Что прикажешь?
— Какие там приказы, Мемо! Эти красавицы сделают что надо. — Командир потрепал рабынь по щекам. — Иди ложись. Пошли тебе аллах спокойного сна!
Щелкнул я каблуками, повернулся, вышел.
Вот лежу я на своей постели, мысли о Сенем мне сердце гложут. В доме тишина. Все спят. Уставил я глаза в узор на потолке, сна — ни в одном глазу. Вдруг вижу: дверь тихонько приотворилась, в комнату какая-то тень проскользнула. При свете лампы я ее узнал: одна из рабынь, что командиру прислуживала. Подошла ко мне, палец к губам приложила: молчи, мол. Протягивает мне большую накидку. Знаками показывает, чтоб я надел. По-нашему, видать, не понимает.
