То было начало Сталинградской битвы.
Пока ещё редкие и небольшие полевые аэродромы работали едва ли не круглые сутки. Звено Лаптева не знало отдыха; по шесть раз в день поднимались в воздух.
В тот день к вечеру у летчиков выдался свободный час. Пообедав, они отдыхали на траве под крыльями своих ястребков. Командир звена тоже лежал на спине, прикрыв лицо шлемом. Наверное, в детстве он любил вот так же, подложив ладони под голову, полежать где–нибудь на лугу или на песке у реки. Он и теперь не казался взрослым, смотрел, не мигая, на облака, и в его синих глазах отражалась голубизна неба…
Вадим Бродов, ведомый Лаптева, лежал рядом с командиром. Тут же, неподалеку, примостился на снарядном ящике второй ведомый Лаптева Шота Гогуадзе. Он склонил над коленями смолисто–черную голову и что–то вычерчивал на полетной карте. Вадим дремал, когда в металлическом ящике полевой рации захрипело: — Ахтунг, ахтунг!.. В воздухе Иоган Клюгер, в воздухе Иоган Клюгер!..
Бродов поднялся на локти, огляделся. Возле радиста уже стояли Лаптев и Гогуадзе — смотрели в небо.
— Ты видишь Клюгера, командир? — спросил Бродов.
— Нет, не вижу, — Лаптев жадно вглядывался в небо.
Серебристо–белый «мессершмитт» с пламеннокрасными стрелами и ягуарами на фюзеляже в сопровождении двух истребителей появлялся в небе на многих фронтах. Он поднимался в воздух, когда небо было чистым, — вызывал на дуэль соперника и на глазах у всего фронта расстреливал. Разумеется, он был воздушный боец высокого класса. Но тут дело было не только в мастерстве летчика. Сила Клюгера заключалась и в самолете. Необычный был у него самолет. По особому заказу сделан для любимца фюрера. Стенки кабины и мотор этого самолета были покрыты тонкой броней. Пули не пробивали тонкую обшивку — отскакивали от брони, словно резиновые.
Клюгер охотился в небе Франции, Польши. Девяносто самолетов сбил в небе Западной Европы. А когда война перекинулась на нашу землю, Иоган Клюгер стал осторожнее. Только в редких случаях, на особо важных фронтах, поднимался в небо и, возрождая традиции древних рыцарских времен, звал противника на поединок. Наши летчики, понятное дело, в кусты никогда не прятались; взлетят на фанерных тихоходных самолетах, пустят раз–другой пулеметную очередь по серебристо–белому «мессершмитту», а Клюгер только посмеивается в ответ. Затем изловчится на боевом развороте… и на фюзеляже его самолета в тот же день полковой живописец прибавит ещё одну свастику — счет очередной жертвы Клюгера.
