— Ну, ладно, пусть будет по–твоему, но у меня такое впечатление, что ты и ночью не спишь, а все думаешь: не приехал ли к нам еще какой–нибудь олигарх. Он мне обещал собрание сочинений оплатить, а уехал и след его простыл. Неужели люди, которые вдруг стали всемогущими, могут так сорить словами?
— Выпустит твои книги олигарх. Он и Регине обещал оплатить тираж ее книги. Регина сейчас в Москве. Они с Татьяной устраивают все эти дела. Ты же знаешь, олигарх зовет куда–то с собой Татьяну. Если она поедет — то хорошо. Быть возле таких денег — ого–го! Регина против, а я говорю: «Ты сумасшедшая! Если уж есть возможность коснуться пальчиком миллиарда, почему бы это не сделать?..»
— А я понимаю Регину. Таня — девица, и чего ей делать возле такого чудовища?
— Хо! И он туда же: чудовище! А скажите: миллиард — тоже чудовище? Если бы я имел хоть кусочек от миллиарда — так бы я жил?..
— Ну, ладно, ладно, ты в дом–то не ходи. Там молодежь, они встретили моего племянника — приехал из Елабуги, пусть побудут одни. А мы пойдем в лес, погуляем.
Трофимыч придумал племянника на ходу, и сам удивился своей прыти. Он сразу понял, что майор Катя и Артур его скрывают, и пусть он для жителей поселка, и для местных писателей, и для Халифов будет его племянником.
— Племянник? Из Елабуги?.. А где она, эта Елабуга: в Африке на реке Лим–по–по или в Австралии у Южного полюса?.. Это ведь чертовски интересно, если человек из Елабуги! Я пойду…
Но Трофимыч схватил его за руку:
— Не ходите, я вам говорю! Что вы за человек? Не можете побороть своего врожденного любопытства.
— Трофимыч! — вскричал Халиф. — Опять за свое, моя национальность тебе не дает покоя.
— Национальность? А при чем тут твоя национальность?
— А кто мне говорил, что евреи любопытны, как сороки. В последнее время ты слишком много говоришь и пишешь о евреях. Как Эмиль Золя, который написал роман «Деньги». Он тоже о евреях. Или Иван Франко. И тот свихнулся на евреях.
— Гоголь тоже писал о евреях, Янкеля из «Тараса Бульбы» помнишь? А Тургенев со своим рассказом «Жидовка»? А Лесков, Салтыков — Щедрин, Достоевский, Куприн, Есенин?.. Писатель, если он большой и честный, обязательно напишет о вашем брате.
— Да, да, напишет, пиши и ты, но еще недавно такого не было. Берия не любил, когда шевелят национальность, а теперь позволили.
— Да, вы же сами отменили цензуру. Пришли к власти и отменили. Ваш пьяный президент, едва заскочил в Кремль, так и объявил: берите суверенитета, сколько можете. И говорите о чем угодно — теперь все можно! Демократия! А?.. Разве не вы это придумали? Вы!.. Вы это, конечно, придумали для себя, но при этом забыли, что в России еще живут и кое–какие другие национальности, — русские, например. Они с вами за компанию воспользовались таким правом. А теперь вам не нравится, вы уж задумались: как бы прихлопнуть эту самую свободу слова. Но поздно! Рты растворили настежь! Книги о вас написаны! Раньше вы русских месили, а нынче и за вас принялись. В России выходит больше тысячи патриотических газет, — пока малыми тиражами, да выходят! А если все–таки вам удастся газеты прикрыть, в ход пойдет листовочная стихия. Это будет море, океан! А там и заборная публицистика в глазах запестрит. Я вчера сижу у окна электрички, а на подходе к платформе «Тайнинская» на бетонном заборе аршинными буквами выведено: «Лужков — Кац».
