Рассвет еще не начинался; наоборот небо вновь затянуло тучами, и темень сгустилась еще сильнее, чем в лесу. Катя, взявшая на себя роль проводника, была лишь один раз в этом поселке, да и то приезжала на машине и теперь решительно не знала, где они находятся. Помнила два ориентира: с одной стороны писательской дачи кладбище, с другой — недавно построенную церковь. Но где они, эти ориентиры, понять не могла. Шли наобум, наконец увидели дачу со светящимся во втором этаже большим окном. «Уж не дом ли Петра Трофимовича?» А когда подошли ближе, увидели машину и возле нее человека.
— Артур! — закричала Катя и радостно к нему подбежала.
— Я только что подъехал.
— А свет во втором этаже? Ты разбудил дедушку?
— Да, он уже поднялся. И был рад, что я к нему приехал. Я ведь не появлялся здесь несколько дней.
Катя подвела Артура к Греху.
— Вот наш гость из Америки.
— Я знаю, — сказал Артур и протянул руку.
Повернулся к Кате:
— Предполагал, что он окажется под вашим крылышком.
А Катя, недовольная, спросила:
— Откуда? Кто тебе сказал? О нем знает один лишь Старрок.
Прошли в кабинет хозяина. Катя начала с извинений:
— Вторгаемся к вам, да еще в такую рань. Мне, право, очень неудобно.
— Напрасно извиняетесь: вы с Артуром люди служивые, и если уж вам понадобилась моя крыша — значит, неспроста. А я из тех, кто может и в ополчение записаться, и в партизанский отряд вступить.
Стали знакомиться. Грех почтительно наклонил голову, представился:
— Я Олег Гаврилович Каратаев, потомственный донской казак.
Петр Трофимович обрадовался:
— Я тоже с Дона, — и скажу вам, что земляков узнаю по многим приметам, только нам свойственным. Вот, например, глаза: мои и ваши, незабудковые, — такие на моей родине у многих, а если тамбовских взять или саратовских — там уже глаза зеленые, как у кошек. И заметьте: это только у мужчин. Женщины — иное дело; они в наших краях разные, у них одной общей приметы я не заметил. Ну, да ладно: я сварил кофе, рассаживайтесь, пожалуйста, угощайтесь.
Катя показала на кресло, стоящее рядом с креслом хозяина.
— Олег Гаврилович, садитесь сюда. А как вас в Америке называли? Там ведь многие лицуют имена, Иван назовется Жаном, Джоном, Иоганом, а отчество и совсем забудут.
— Да, мне там приходилось прятаться. И меня прятали, и я прятался. Делом–то я там занимался секретным: темнил, напускал туману. Теперь я на Родине, и мне ни к чему шкура хамелеона.
Майор Катя давала знать, что она все поняла и одобряет своевременный маневр американского гостя. Думала она о том, что хорошо бы для начала разместить его на даче Петра Трофимовича. Как она уже теперь понимала, Старрок будет в точности выполнять все условия Каратаева; генерал, конечно же, не захочет отпускать такое сокровище. Ведь отдай он его в руки Федеральной службы безопасности — и не видать ему этого бородатого волшебника. На него набросятся акулы, с какими он, Старрок, не может совладать, он и руку на них поднять не посмеет. Сомнут и вышвырнут, а то еще и уничтожат.
