Каюк выбрался из тиховода и понесся вдоль дамбы в Замануху.
Егор, подвернув штаны, стоял на корме с накидной сетью в руках.
Накидная сеть, запретное орудие лова, требовала от рыбака исключительной сноровки и ловкости. Сложенная в лодке, она напоминала никчемную ветошь. Но как только опытный рыбак брал накидную в руки и, размахнувшись, кидал ее в воду с несущегося по быстрине каюка, накидная, распростертая в воде как парашютный купол и влекомая грузилами на дно, плотно накрывала рыбу на большом участке. Потом ее затягивали крепким шнуром, точно гигантский махорочный кисет, и, полную рыбы, вытаскивали на борт.
— Не бойсь, Тришка! Давай на самую круговерть! — приказал Егор.
Когда каюк врезался в белую пену подшлюзной быстрины, Егор, расставив босые ноги, откинул тело назад и сильным движением выбросил накидную. Через минуту он затянул шнур и, выбирая отяжелевшую сеть, крикнул, оскалив зубы, Трифону:
— Во! Не меньше трех пудов!
Покряхтывая от натуги, он перевалил накидную через борт и выбросил на дно каюка трепещущую в отсветах белой речной пены суматошную рыбу.
— Валяй, Тришка! Я тебе говорил, что к утру пудов пятнадцать возьмем, не меньше!
Трифон взмахнул веслами, направляя легкий каюк вновь против течения на быстринку, и Егор опять закинул просвиставшую в воздухе накидную. Они бороздили Замануху вдоль и поперек. Каюк, уже наполовину наполненный рыбой, осел глубоко в воду, и Трифону было все тяжелее и тяжелее грести, но Егор не унимался. Ничто вокруг не предвещало опасности, и друзья решили набрать полный каюк рыбы.
В это время Василий Зубов, сунув в карман пистолет, вышел из хаты на улицу и направился к берегу, где его должен был ждать моторист. Но Василию почему-то не захотелось идти к причалу, и он быстро пошел к домику досмотрщика. Там, видно, еще не спали: сквозь неплотно прикрытые ставни Василий увидел свет лампы.
Он постучал в раму окна.
— Кто там? — раздался недовольный голос Груни.
— Это Зубов, — ответил Василий. — Отец дома?
— Я сейчас, — торопливо ответила девушка, — одну минуту, только оденусь…
В ее голосе слышалась радость, и Василию опять, как тогда, на берегу, захотелось взять Груню на руки и нести куда-то…
— Ничего, Грунечка… — смущенно пробормотал он. — Вы не беспокойтесь… Если отец дома, пусть выйдет, он мне очень нужен.
Через минуту досмотрщик, покашливая, стукнул дверной щеколдой и показался на пороге. Он с тревогой посмотрел на Зубова:
— Я вас слушаю, Василь Кириллыч. Чего-нибудь случилось?
