— Силен, собака! Такой черта потянет! Будет ваша лодка как торпедный катер!
Ездивший в город досмотрщик Прохоров привез по заказу Зубова масляной краски разных цветов. Затащив лодку в пустой амбар, они сами начали окраску ее корпуса.
— Лодка будет называться «Стерлядь», — сообщил Василий своему помощнику, — значит, и выкрасить ее надо под цвет стерляди: спинку дать песочно-пепельную, бока оживить розоватыми отсветами, а низ пустить посветлее…
Они возились с лодкой дня четыре: заменили старую конопать, кое-где просмолили днище, зашпаклевали все щели и начали окраску. Сняв полушубок и подвернув рукава гимнастерки, Василий сам возился в амбаре с утра до вечера: смешивал краски, чистил тряпкой медные поручни, протирал газетной бумагой толстые стекла иллюминаторов, следил за тем, чтобы Прохоров накладывал краску тонким и ровным слоем и чтобы нигде не оставалось следов кисти.
Иногда в амбар заходили рыбаки.
Сгрудившись в дверях или присев на корточки на земляном полу, они дымили махорочными скрутками, переглядывались и роняли, ни к кому не обращаясь:
— А старый инспектор ни разу и не садился в эту лодку.
— На ей больше наш председатель ездил по бригадам.
— Лодчонка добрая…
— На такой можно куды хочь ехать.
— Мотор только оглушает здорово! Мы с председателем, как раз при большой воде, поездили трое суток по займищу, так я не слышал, кажись, с неделю…
Каждый день к работающему в амбаре досмотрщику приходила Груня. Она молча следила за отцом и Василием, покусывала пухлые губы, рассеяно застегивала и расстегивала пуговицы короткого, с меховой выпушкой, жакета, и Василию, встречавшему ее напряженный взгляд, казалось, что Груня обязательно должна заговорить с ним, но девушка ничего не говорила. Поставив перед отцом узелок с незатейливым завтраком, она дожидалась, пока досмотрщик поест, забирала посуду и уходила.
Но от Василия не укрылось и то, что перед каждым приходом в амбар Груня прихорашивалась: надевала праздничный жакет, синюю шевиотовую юбку, а над аккуратными черными валенками у нее были видны тонкие шелковые чулки, туго обтягивающие крепкие икры и сгиб стройных, упругих ног.
Однажды, когда окраска лодки уже заканчивалась Груня посмотрела на Зубова и засмеялась.
— Чего вы смеетесь? — удивился он.
— У вас нос в белой краске, — посмеиваясь, сказала девушка, — и потом вы так наряжаете свою лодку, будто собираетесь веселое путешествие на ней совершить.
— Насчет путешествия — правильно, — в тон ей ответил Зубов, — а что касается веселья, то это бабка надвое ворожила, кому будет веселье, а кому — слезы.
