Кроме того, в участок Зубова входили десятки займищных озер севернее станицы Голубовской: Большое Лебяжье, Малое Лебяжье, Петровское, Кужное, Иловатое, Круглое и сотни мелких ериков — притоков Дона и Донца. После спада весенней воды озера эти отсекались от реки, и в них оставалось множество рыбы, не успевшей скатиться в речное русло. Самое же главное: в отсеченных от реки озерах оставались десятки миллионов рыбной молоди, обреченной на гибель во время летнего пересыхания рек. Инспектор рыболовного надзора обязан был охранять запасы рыбы в озерах и следить за своевременным спасением молоди, которую особая рыбацкая бригада переводила в реку, прорывая канавы и прокашивая тропы в густых камышах. Кроме того, выловленную в озерах молодь перевозили в реку в бочках.
Накинув стеганку и захватив с собой старенькую, оставшуюся от покойного отца централку, Василий четверо суток бродил по заснеженным рекам и озерам, осматривая свой замерзший до весны участок.
На ледяной глади реки и на ее крутых берегах ровным слоем лежал чистый снег. Лишь в тех местах, где рыбаки-колхозники установили подледные вентеря, Василий видел груды выброшенного на снег голубоватого льда, высокие, торчащие во льду шесты и следы человеческих ног. Над вентерными метками кружились стаи голодных ворон и стрекотали хлопотливые сороки.
Выше разобранных и аккуратно уложенных шлюзовых ферм, под крутым левым берегом реки, темнела длинная узкая полынья. Было тихо, и Василий издалека услышал, как плещет у ледяных закраин вода. Над полыньей носились зимующие на реке нырки.
Обойдя полынью и полюбовавшись нырками, Василий поднялся на берег и остановился у пустой избушки бакенщика. Избушка по самые оконца утонула в снегу. Сбоку были сложены заржавленные якоря, деревянные подставки для плавучих бакенных фонарей, а внизу чернела вытащенная на тропинку лодка.
Присев на якорь, Василий закурил. С правого берега, откуда-то из глубины леса, доносилось монотонное постукивание топора. Где-то выше, за спиной Василия, слышны были ленивые покрикивания какого-то возчика: «Ге-ей… ге-е-ей!» Эти приглушенные звуки еще больше подчеркивали мертвую тишину зимней реки, и Василий, вслушиваясь в стук топора и невнятные окрики идущего по дальней дороге возчика, почувствовал томящую теплоту в груди. Он и сам не знал, откуда появилось это радостное чувство, но ему вдруг захотелось сорваться с крутого берега, гикнуть, кинуться кувырком в снежный сугроб, а потом понестись по ровной глади замерзшей реки и лететь все дальше и дальше, туда, где белая земля сходится с низким, почти лиловым небом.
