Его участие и понимание так поддерживают меня! Орлеанский прекрасный собеседник. Способный выслушать, дать ненавязчивый совет.
— Вы чем–то взволнованы? — спрашивает он.
— Да, — вдруг отвечаю я. — Возможет визит Петиона.
— Понимаю, — кивает он.
Судя по тону, герцог вложил в это слово столько смысла!
— Осмелюсь дать вам совет, — говорит он. — Слушайте своё сердце.
На его губах мелькает улыбка.
Я киваю. Мы друг друга поняли.
Герцог галантно целует мне руку и удаляется.
Я, Мария — Антуанетта, сижу, откинувшись в кресле. Господи! Дай мне сил! Я не узнаю себя! Неужели это я — милая веселая беззаботная девочка? Тогда меня интересовали только наряды и причёски. Я всегда улыбалась, смеялась.
А теперь? Я смотрю в зеркало. Совсем другая женщина. Усталая, одинокая, всеми покинутая. Я испытала на себе всю горечь унижения и предательства.
Не по своей воле я окунулась в политику, в эту зловонную лужу!
Как тяжело и отвратительно притворяться!
Разве это по–королевски? Говорить одно, думать другое, делать третье! Но это необходимо… Необходимо? Кому необходимо? Моему супругу?
Вся причина в гордости! Я слишком горда, чтобы сдаться, покориться черни! Я должна сражаться! Я дочь Великой Марии — Терезии!
Ничего, этот злой маскарад ненадолго. Как только войска наших друзей захватят Париж, когда нам вернут наши законные королевские права, я стану прежней Марией — Антуанеттой.
Да, потом я вновь стану доброй, честной, открытой!
Я сажусь за письменный стол и пишу письмо моему брату — королю Австрии.
Господи, скорей бы закончилась эта пытка!
Я, Светик Лемус, пришла к другу. Элеонора открывает мне дверь. По выражению её лица я понимаю — мой визит ей не в радость.
— Робеспьер хотел тебя видеть, — говорит она с неохотой. — Не знаю, зачем.
Я решаю не вдаваться в объяснения. Чуть не сбив с ног Элеонору, я бегу к Максу.
У двери его комнаты я сталкиваюсь с Морисом и Лизеттой.
— Ты слышала, сколько погибло на Марсовом поле? — спрашивает Морис, заглянув в свою записную книжку. — Пятьдесят человек погибло, тысяча ранено! А Байи говорит, что одиннадцать погибло, а десять ранено. А Марат пишет, что полторы тысячи погибло!
— Какой ты кровожадный! — хмыкает Бабетта.
У меня нет времени болтать с ними на кровавую тематику. Кинув несколько слов типа: «ой, кошмар!», я вхожу в комнату Макса.
Я ожидаю увидеть его лежащим в кровати со страдальческим выражением лица.
Но, переступив порог, понимаю, что ошибалась.
Макс уже на ногах, хотя выглядит весьма болезненно.
