— Художник Августин Лесот, — говорю я, — тут понятно — его карьера под угрозой. Такой неуравновешенный самовлюблённый тип способен убить кого угодно. А его покровительница Ванель? Она девушка упрямая. Веря, что помогает гению, Ванель способна на всё!
— Остался Роне, — напоминает Светик.
— Кто знает, какие дела они вели с Жаком Брионом, — рассуждаю я, — не исключено, что потом покойный шантажировал его. Мадемуазель Стефани он мог устранить как свидетельницу. Возможно, их последний разговор шёл о том, что она видела тогда на охоте.
Собравшиеся кивают.
— Ещё не стоит забывать про самого Марселя Бриона, — замечаю я.
— А он тут при чём? — удивляется Светик.
— Как знать, вдруг он убил брата, — рассуждаю я. — А дочь просто отправил путешествовать.
— Зачем? — не понимает Елизавета.
— На случай, если кто–то заподозрит неладное, — поясняю я, — чтобы запутать. Вам не кажется странным, что Жак Брион забыл составить завещание в пользу любимой женщины?
— Действительно, странно, — соглашается Светлана. — Ты думаешь, завещание похитили?
— Вполне вероятно, — говорю я.
— И кто убийца? — спрашивает Морис.
— Мой друг, это только начало расследования, — поясняю я, — разгадка будет потом.
— Кошмар какой! — восклицает Элеонор. — Убийцей может оказаться каждый!
— Но в этом–то весь интерес! — возражает ей сестра.
— Всё, хватит! — строго говорит Элеонор. — Мсье Робеспьер устал.
Я возражаю, мне очень приятна эта беседа. Однако мадемуазель Дюпле непреклонна. Морис, Елизавета и Светлана выставлены за дверь.
Меня ждёт приятная новость, что мне приготовили ванну. Очень мило с их стороны.
Я, Светлана Лемус, возвращаюсь домой. Ещё не стемнело. Макс хотел меня проводить, но Элеонор настояла на том, чтобы меня проводил их слуга. «Для Неподкупного сейчас будет опасно выходить на улицу!» — сказала она. Я хихикаю. Что–то она сильно заботится о его безопасности.
Вот я у подъезда. Я прощаюсь с моим провожатым.
Поднимаюсь по лестнице. Вдруг чья–то рука ложится ко мне на плечо. Господи! Кто это?
— Светик, это я, — раздаётся голос Камилла.
— Камилл?! — удивленно восклицаю я. — Я слышала, ты бежал!
— Да, — смахивает он слезу, — но я решился вернуться! Господи, зачем? Мою газету закрыли! Меня ищут полицейские! Мне нельзя даже вернуться домой!
Камилл кладёт мне голову на плечо и продолжает плакать. Я неуклюже утешаю его.
— Как тяжело! — вдруг выпрямляется он, — можно, я у тебя немного перекантуюсь, пока всё не стихнет? Только Максу не говори.
