— О каком счастье Вы говорите? О яде в бокале, кинжале в спину? — горько усмехнулся Наваррский.
— Ну, же, улыбнитесь, посмотрите, сколько людей собралось посмотреть на нас — все они жаждут зрелища. Весь королевский двор — один большой театр. Старайтесь хорошо, Генрих. Улыбайтесь — дайте им то, что они хотят видеть.
* * *
— К вам, гугенотам[7], я испытываю симпатию. Вы храните веру в Бога, которую мы потеряли, — благостно улыбнулся Анжу.
— Я тоже испытываю огромную симпатию к вам, католикам, — сдержанно ответил Беарнец.
— Это правда, что вас две тысячи? — поинтересовался Генрих Гиз.
— А Вы сами посчитайте, — парировал Наваррский, — Они все приехали на свадьбу.
— Наверное, для Франции это праздник, — в сердцах воскликнул де Гиз, — а для меня день этой свадьбы — день траура!
— А для меня день моей свадьбы — день великого позора, — в ярости закричал Наваррский, — В приданое я получил гроб с телом моей матери и блудницу из твоей постели!
* * *
Маргарита присела в глубоком реверансе, стараясь скрыть волнение.
— Мне кажется, я оторвался от шпионок королевы Катрин, — выдохнул Генрих, — Они думают, что я у баронессы. У итальянки. Прелестная особа.
— Так ступайте. Чего вы ждёте? — как можно непринужденнее поинтересовалась Маргарита, присев на край кровати спиной к Генриху, — Почему вы ещё не у неё?
— Так было угодно Богу. Мне надо с Вами поговорить. Наедине. Мне надо Вас убедить, — серьёзно произнёс Генрих.
— В Вашем семействе всякий раз ссылаются на Бога? — Маргарита повернулась к нему и смерила оценивающим взглядом.
— На Бога. Или на предчувствие, — сдержанно произнёс Наваррский.
— Какое предчувствие? — заинтересованно спросила Марго.
— Крестьян из Пиреней. Так говорит Ваша матушка. Если я останусь жив… то стану королём Франции.
Маргарита вздрогнула — такая мысль, и в самом деле, приходила и ей в голову.
— Король Франции — мой брат, — совладав с собой, спокойно заметила она, — Если же у него не будет детей, то два других брата унаследуют престол. А потом их дети. Ваши шансы ничтожны.
— Ваши тоже. Вы считаете, что Вас защитит семья? — красноречиво продолжал Генрих, — Кем Вы являетесь для них? Вы — предмет, разменная монета. Вы — заложница у братьев.
— Мои братья меня обожают! — воскликнула Маргарита, ошеломлённая такой откровенной наглостью собеседника.
— Братья готовы продать Вас кому угодно за мирный договор, — невозмутимо продолжал Генрих, — И мать с ними заодно.
— Мать меня любит! — горячо возразила Маргарита.
