Узницы, отбор которых визировал психолог, отделялись от остальных и усиленно откармливались. В качестве духовной пищи им предлагалось освоить несколько брошюр министерства пропаганды, в которых описывалось устройство будущего всемирного нацистского государства, давались пасторали из детства фюрера и тому подобная ерунда. С ними сносно обращались, спали они уже на настоящих кроватях, им даже выдавали хорошее мыло.
Попасть в число суррогатных матерей мечтали многие женщины лагеря. Слаб человек, несколько месяцев лагерной жизни ломали и самых сильных мужчин. Ведь одно дело, если тебя схватили и в пожарном порядке выбивают показания, — надолго муки не растянутся: сам скопытишься или убьют ненароком. И совсем другое, когда пытка растягивается на неопределенный срок.
Путь назад, в советскую систему, был им закрыт. Поэтому пожелание победы немецкому оружию было бы для них естественней. Но… не желали, хотя победа советского не сулила ничего доброго.
Так и получилось. Выявленных суррогатных матерей НКВД отправлял на Колыму. Однако так как архивы Березвечского лагеря при отступлении были немцами уничтожены, то ГУЛАГа удалось избежать многим, в их числе и Блинковой, и Сбруевич, и Станкевич. Причем последняя хоронилась до конца восьмидесятых, а потом так даже пенсию «узницкую» себе выхлопотала.
Вместе с гражданками страны Советов в «материнский» барак попадали и иностранки, главным образом еврейки из Центральной Европы. Ведь поначалу Березвечский лагерь задумывался вообще как интернациональный, но потом нацисты убедились, что им хватает польских, и иностранцев в штатлаг № 351 привозили эпизодически, мелкими партиями.
На пятом месяце беременности Станкевич из лагеря освободили, что в нем происходило дальше, она не знает и знать, откровенно говоря, не хочет. Больно.
Георгий Иванович был так доволен результатом поездки, что всю дорогу обратно напевал под нос «наша служба и опасна и трудна». Надо же, из пяти узников лагеря выбрал именно Глафиру Петровну, показания которой прояснили картину. (Попади Станкевич Шведу, тот бы потом слишком задирал нос. А самому Георгию Ивановичу делать подобные прорывы вроде как и положено — начальство.) Ведь остальные состоящие на учете в министерстве соцобеспечении узники штатлага № 351, были мужчинами, следовательно, программа по осеменению их не касалась.
Тем не менее опять «за кадром» остались мотивы убийства братьев. Кому и зачем могла понадобиться их смерть через пятьдесят пять лет после окончания войны? Интересно, как, кстати, поживают остальные братики и сестрички Сбруевича и Блинкова, не покушался ли кто–нибудь и на их жизнь?
